Насчет трезвенников мне все было понятно, но я не видел в словах Дюпона опровержения Бароновой версии и задал соответствующий вопрос.

— Надеюсь, вывод Барона еще не изгладился из вашей памяти, мосье Кларк, вы ведь записали его в блокнот.

Я действительно помнил этот вывод слово в слово.

И вот нечистоплотные виги, штаб-квартира которых находится в притоне рядом с пожарным депо «Огневой дозор» и напротив закусочной «У Райана», заперли беспомощного Эдгара По вместе с прочими своими жертвами — главным образом бродягами (в Америке их называют тунеядцами), а также с приезжими. Этим объясняется, почему в течение нескольких дней никто не видел популярного литератора, которого многие знали в лицо.

— Вам не кажется, мосье Кларк, что в последней фразе Барону изменяет логика? Ведь его же собственные действия в балтиморских и других издательствах заодно с изрядным количеством биографий По и статей о нем — согласитесь, что после смерти поэта этот сегмент книжного рынка испытал настоящий бум, — так вот, в результате действий Барона и биографов портрет По был растиражирован, и вряд ли кто мог не знать его в лицо с того самого момента, как начался ажиотаж вокруг его смерти. Напротив, пока он был жив, в лицо его знали только коллеги по цеху да горстка преданных читателей. Полагаю, вы не станете возражать, что эта категория населения не имеет привычки слоняться по улицам среди дня, а проводит дневные часы в конторах, библиотеках и лекториях. Никто не сообщал, что видел Эдгара По, но удивительно ли это при таком раскладе, да и вообще, стоит ли об этом упоминать отдельно? Вдобавок По не афишировал свой приезд в Балтимор, то есть никто, включая родственников, и не рассчитывал встретить его в эти дни. Данное обстоятельство, вкупе с особенностями человеческого разума и зрения, изрядно затрудняет узнавание. Случалось вам наткнуться на хорошего друга там, где вы никак этого не ожидали? Замечали ли вы, с какой натугой ваш мозг сопоставляет его облик с обликом, который давно хранится в вашей памяти? Совсем другое дело незнакомый человек — он сразу классифицируется мозгом как посторонний, обычный прохожий. Кстати, типичная ошибка газетчиков. Прочтите еще раз статью из нью-йоркского «Геральда» — сами убедитесь.

Я открыл блокнот с показаниями, которые намеревался нынче огласить в суде, отыскал строки, напечатанные через неделю после смерти По со слов нью-йоркского корреспондента в Балтиморе, прочел:

«В прошлую среду, в день выборов, он был обнаружен на четвертом участке в бреду, вызванном продолжительной невоздержанностью к спиртному, в ужасающем состоянии. Опознанный несколькими гражданами Балтимора, он был помещен в экипаж и транспортирован в больницу при колледже Вашингтона, где его окружили надлежащим вниманием и заботой».

— Несомненно, мосье Кларк, вы заметили фальшь. Корреспондент всячески старается не отступить от фактов. Например, пишет, что По был «помещен» в экипаж, и не лжет насчет сопровождения в больницу. С другой стороны, нам доподлинно известно: об опознании гражданами Балтимора речи не шло, что следует из показаний свидетеля.

— Вы говорите о записке, которую Уокер передал доктору Снодграссу? Той самой, что мы нашли в Снодграссовых бумагах?

— Конечно. Смотрите, что пишет Уокер: «В закусочной “У Райана”, на 4-м участке, находится джентльмен в весьма плачевном состоянии, называющий себя Эдгаром А. По. Он крайне расстроен…» И далее по тексту. Так вот, для Уокера Эдгар По — «джентльмен»; лишь сделав попытку заговорить с ним, Уокер более-менее определился, что именно следует писать Снодграссу. Его выражение — «называющий себя Эдгаром А. По» — позволяет сделать вывод о подозрении Уокера, что «джентльмена» зовут как-нибудь иначе, что имя Эдгар А. По он выдумал! Будь Уокер уверен в личности По, разве не написал бы он: «Эдгар По находится в весьма плачевном состоянии»?

По просьбе Дюпона я продолжил цитировать версию событий Барона, повлекших смерть Эдгара По: «Возможно, негодяи давали поэту наркотические вещества. Когда же наступил день выборов, По принялись таскать по разным избирательным участкам. Всюду его заставляли голосовать за виговских кандидатов, а чтобы фарс выглядел убедительнее, каждый раз его переодевали в другое платье. Вот почему поэт был обнаружен в грязных обносках не по размеру. Правда, ему позволили оставить щегольскую малакку. Эдгар По был так слаб, что даже отъявленные мерзавцы понимали: без трости он просто-напросто не сможет стоять на ногах… Именно так — вцепившимся в трость, прижавшим ее к груди — его и обнаружили…»

Здесь Дюпон не без удовлетворения заметил, что Барон пытается обосновать факт нахождения Эдгара По на избирательном участке и его внешний вид ловкой аргументацией, в то время как надо бы основать аргументацию на истинных причинах нахождения и внешнего вида.

— Итак, По оказался без крыши над головой в городе, где раньше жила его семья, где и до сих пор жили его родственники; иными словами, в городе, некогда ему близком и дорогом, а ныне враждебном. Прибавьте к этому угрызения совести за слабину, что он позволил себе в компании мосье Ли или другого приятеля, и получите образ человека ужасно одинокого или считающего себя таковым, что в данном случае одно и то же. Идти ему некуда — он бредет под проливным дождем, одежда его постепенно намокает, грозя навлечь на хозяина целый букет недугов, будто мало ему последствий «стаканчика». Полагаю, мосье Кларк, вы успели уяснить одну особенность одежды, о которой обычно человек даже не думает, пока не угодит в соответствующий переплет. Промокнув до нитки, мы говорим: «Моя рубашка испорчена, от нее никакого толку». Но, мосье Кларк! В отличие от других «испорченных» вещей порча эта временная; поистине загадка, достойная Сфинкса[30]. Так вот, эта особенность подвигла Эдгара По обменять свое промокшее платье на сухое, которое, конечно, дурно сидело на нем, ибо не было специально для него пошито. Это случилось неподалеку от закусочной «У Райана». Заметьте: кто бы и в каких выражениях ни описывал одежду По, какие бы эпитеты к ней ни применял — ни разу не мелькнуло слово «мокрая». Не будь одежда сухой, это слово стояло бы первым в ряду. Как нам известно, дорогую трость с потайным клинком Эдгар По не продал и не обменял — ибо даже в помрачении рассудка помнил, что трость ему не принадлежит. Он хотел вернуть ее владельцу, доктору Картеру. Именно из страха лишиться трости — а не из страха за свою безопасность — поэт прижимал ее к груди.

— Вот мы и добрались, фигурально выражаясь, до закусочной «У Райана» и до выводов Барона о Джордже и Генри Геррингах. Не следует, по примеру Барона, смешивать сопутствующие обстоятельства с главным предметом нашего расследования. По вашим словам, основанным на признании доктора Снодграсса, последний, видя, как плох По, поднялся на второй этаж с целью снять для него номер. Потом он собирался послать за родственниками, которые, он знал, живут поблизости. Однако Генри Герринг возник у подножия лестницы прежде, чем за ним было послано. Снодграсс, равно озабоченный собственными проблемами и состоянием Эдгара По, кажется, не слишком удивился столь быстрому появлению Генри Герринга, да и в разговоре с вами, мосье Кларк, он не заострил на нем внимания. Но нам-то кое-что известно, а именно: Джордж Герринг, дядюшка Генри, является председателем вигов четвертого района, той самой группы, что перед выборами неоднократно собиралась в злополучной закусочной. Собрание имело место и за два дня до выборов. По версии Барона, после своих трудов Джордж Герринг должен был оставаться в закусочной, сей виговской твердыне, и в самый день выборов — когда там обнаружился По. Согласитесь, пока звучит убедительно. Однако далее Барон утверждает, будто Генри и Джордж Герринги, зная о неадекватных реакциях По на все виды алкогольных напитков, сговорились использовать его в качестве подставного лица на избирательных участках по всему городу.