Способствовал ли Киров созданию культа личности Сталина?

Несомненно.

17 декабря 1929 года состоялся пленум Ленинградского обкома ВКП(б). Он обсуждал вопрос об укреплении пролетарского руководства коллективизацией сельского хозяйства в связи с решением ноябрьского пленума ЦК ВКП(б). Пленум обкома был плановый, никакого специального пленума в связи с 50-летием Сталина, как это утверждают некоторые публицисты, Киров не собирал. Но он выступил на этом заседании и произнес зажигательную речь в честь юбиляра: «…если кто-нибудь, прямолинейно и твердо, действительно по-ленински, невзирая ни на что отстаивал и отстаивает принципы ленинизма в нашей партии, так это именно товарищ Сталин… Надо сказать прямо, что с того времени, когда Сталин занял руководящую роль в ЦК, вся работа нашей партийной организации безусловно окрепла… Пусть наша партия и впредь под этим испытанным, твердым, надежным руководством идет и дальше от победы к победе».

Эта речь Кирова мало чем отличается от тостов и приветствий застойного времени, в дни юбилеев «дорогого Леонида Ильича Брежнева» или «дорогого Никиты Сергеевича».

Внимательно проанализировав все выступления Кирова и других деятелей ближайшего сталинского окружения (Молотова, Орджоникидзе, Хрущева, Микояна, Кагановича, Ежова и др.), а также тех, кто сначала, пусть даже непродолжительное время, выступал в качестве попутчика «вождя всех эпох и народов» (Зиновьева, Каменева, Бухарина, Радека, Пятакова и др.), можно сделать вывод: Сталина славили все. Одни в силу ораторского мастерства делали это более искусно (Киров, Бухарин), другие — менее. Особенно ярко это проявилось на XVII съезде партии. Приведу лишь некоторые выдержки из выступлений делегатов:

«Под руководством партии и нашего вождя и учителя товарища Сталина мы будем добиваться и добьемся в ближайшие годы новых побед в борьбе за бесклассовое общество» (Андрей Бубнов); «Мы — единственная страна, которая воплощает прогрессивные силы истории, и наша партия и лично товарищ Сталин есть могущественный глашатай не только экономического, но и технического и научного прогресса на нашей планете… Да здравствует наша партия, это величайшее боевое товарищество… мужественных революционеров, которые завоюют все победы под руководством славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших — товарища Сталина» (Николай Бухарин); «Под руководством Центрального Комитета, вокруг гениального вождя товарища Сталина…» (Никита Хрущев); «Сталин был душой всей нашей политики» (Серго Орджоникидзе); «Мы не смогли бы на XVII съезде торжествовать наши величайшие победы, если бы товарищ Сталин так прекрасно не повел вперед дело, оставленное Лениным. Товарищ Сталин высоко поднял теоретическое знамя, оставленное Лениным, и ведет нашу партию так, как вел ее Ленин» (Анастас Микоян); «Все свои ошибки осознал достаточно, я повторяю и говорю: голосуй с товарищем Сталиным — не ошибешься» (Петр Преображенский).

На XVII съезде ВКП(б) в 1934 году Киров в прениях по отчетному докладу ЦК выступал последним. Его встретили овацией (так же встречали Сталина, Кагановича, Орджоникидзе, Ворошилова). Название его речи: «Доклад товарища Сталина — программа всей нашей работы». Мануильский, секретарь исполкома Коминтерна, член партии с 1903 года, впоследствии скажет: «Вся партия помнит речь тов. Кирова на XVII партийном съезде». Но эта речь была и гимном и Сталину. Ведь именно Киров предложил делегатам XVII съезда ВКП(б) не принимать на съезде развернутой резолюции по отчетному докладу ЦК, а «принять к исполнению, как партийный закон все положения и выводы отчетного доклада товарища Сталина»[543].

Можно ли считать случайностью, что Сталин после выступления Кирова от заключительного слова отказался? Думается, нет. И предложение Кирова, и его выступления как на съезде, так и 31 января перед трудящимися Москвы на Красной площади, где он произнес здравицу в честь «славного, несгибаемого, великого руководителя и стратега Сталина», вероятно, были заранее обдуманы и обговорены на кремлевской квартире Сталина, где в дни XVII съезда жил Киров.

Многочисленные документы неоспоримо свидетельствуют, что многие, очень многие представители старой ленинской гвардии сыграли огромную роль в возвеличивании и обожествлении Сталина. Не остался в стороне от этого и Киров. Как тут не вспомнить Твардовского:

Однако, дорогой читатель, можем ли мы сегодня строго судить их за создание столь благоприятной атмосферы для апологетики вождя, провозглашения культов и культиков? Разве сейчас наше общество, пройдя через горький исторический опыт культовых обрядов 30, 50, 70-х годов, не пытается возродить их, создавая культики национальных героев национальных суверенитетов отдельных «демократических» лидеров? А ведь наше общество сегодня — это не безграмотная и полуграмотная Россия 30-х годов, только что прошедшая горнило революции и Гражданской войны, ожесточенная и непримиримая к «классовым врагам», в основе; своей не верящая ни в бога, ни в черта, но в целом фанатично верившая в социалистическое будущее. И эта вера помогала жить, строить заводы, фабрики, дома, помогала отстоять Родину от агрессии фашизма.

Киров, как и многие руководители той поры, искренне верил в светлое будущее, работал по восемнадцать-двадцать часов в сутки ради него, был убежденным коммунистом и так же убежденно славил Сталина во имя укрепления партии и советской страны, ее процветания, ее могущества. Возможно, эта неистовая вера была трагедией целого поколения.

Более того, вряд ли в это время Киров задумывался над тем, что дифирамбы, которые все так щедро расточали Сталину, могут привести к его культу. Между прочим, сам Киров не любил, когда отмечали его заслуги, его роль в том или ином деле. Его отличала скромность, он остро критиковал все виды проявления комчванства.

Киров не был и не мог быть соперником Сталина, как утверждают иные. До приезда в Ленинград популярность Кирова ограничивалась территорией Закавказья. Да и там она носила достаточно ограниченный характер. В 20-е годы здесь были свои вожди: Нариманов, Квиркелия, Кавтарадзе, Орджоникидзе, Мдивани. Киров не владел ни одним из языков народов, населяющих этот регион. Его популярность зиждилась не столько на политических качествах, сколько на чисто человеческих чертах характера: терпимости к другому мнению, уважению культуры и традиций других народов. Александр Леонович Мясников, председатель Союзного Совета ЗСФСР, первый секретарь Заккрайкома РКП(б), трагически погибший в 1925 году при аварии самолета, называл Кирова «выдающимся деятелем партии в Закавказье». «Без него, — отмечал он, — мы наделали бы массу ошибок. Он умел всех нас примирить, объединить, не терпел восточной дипломатии и коварства» (выделено мной. — А.К.).

Действительно, Киров был открытым человеком, не любил интриганства, не прощал лжи и обмана. Имеются два интересных документа, проливающих дополнительный свет на эту сторону его личности. Речь в них идет о члене партии с 1917 года А. Г. Ханджяне, который работал вместе с Кировым в Ленинграде. Центральный Комитет ВКП(б) в связи с просьбой ЦК Компартии Армении отозвать Ханджяна для работы в республике поставил этот вопрос перед Кировым. Последний стал возражать. Тогда ЦК ВКП(б) заявил, что этот вопрос будет снят, если Киров сможет уговорить первого секретаря Заккрайкома ВКП(б) Орахелашвили оставить А. Г. Ханджяна в Ленинграде. 12 января 1928 года Киров посылает следующую телеграмму: