экземплярами машин привлекались и другие carrozzeria, но самые яркие и роскошные кузова Ferrari (а таких в ту эпоху было много) были плодом работы именно этих двух мастерских. Серийные машины по-прежнему представляли собой дефорсированные гоночные автомобили в экзотических, сексуальных кузовах, и у самого Феррари вызывали мало интереса. Он продолжал передвигаться на «Fiat 1100» с верным Пепино Верделли за рулем. Он начал приобретать внушительные активы на рынке недвижимости Модены и Болоньи. Энцо приобрел громадную четырехэтажную виллу в романском стиле за углом от старого здания Scuderia. Она выходила фасадом на площадь Гарибальди на Виа Эмилиа и была одним из самых крупных домов в Модене: по своему размеру и великолепию вилла определенно могла посоперничать с домом семьи Орси, стоявшим дальше по улице на восток. Феррари въехал в хаотично выстроенное здание вместе с Лаурой и матерью, но занял в неуклюже растянутом массиве комнат лишь крошечный сектор. Маму Адальгизу он со стратегическим расчетом разместил на третьем этаже, подальше от Лауры.

Другое, менее заметное, но не менее желанное приобретение было сделано в Визербе, городке на Адриатическом побережье в нескольких милях к северу от Римини. Это место станет убежищем от давящей жары, влажности и прожорливых москитов, наполнявших Модену каждое лето. Лаура особенно часто пребывала в Визербе — она проводила там большую часть летних месяцев, а ее муж наведывался туда регулярнее, чем это было известно широкой публике.

Переезд в большой дом на площади Гарибальди вынудил Феррари несколько поменять свои светские привычки. Прежде он был завсегдатаем бара в Real (который вскоре приобретет семья Фини, владевшая одним из лучших ресторанов Модены), теперь же переместил место своих вечеринок и ареал охоты на женщин в «Grand», находившийся в одном квартале от виллы и вдали от любопытных глаз Лауры. «Grand» располагался на Виа Эмилиа прямо напротив особняка Орси, но всего в одном квартале от нового дома Феррари. Он становился все сильнее привязанным к территории, словно стареющий лев. Его ежедневные поездки в Маранелло, периодические визиты в Кастельветро к Лине и Пьеро, просмотры тестовых заездов на близлежащем автодроме и посещения Фиаммы в Болонье по четвергам были единственными серьезными перемещениями. Утренний ритуал оставался тем же: визит к матери, бритье у цирюльника, остановка на могиле Дино и утренняя работа в офисе в Scuderia. До наступления полудня он вместе с Пепино отправлялся в Маранелло, где обедал в старой школе, бывшей ослиной конюшне через дорогу, — это место понемногу превращалось в маленький ресторан и гостиницу под названием «Cavallino».

«Было два Феррари: дневной и ночной», — вспоминала его старая подруга. — Днем он был capo, весь в делах. Но ночью он преображался. Тогда его занимали женщины. Феррари любил трах!» Сексуальный аппетит Феррари был чудовищным и оставался таким даже после того, как ему перевалило за шестьдесят. «Grand Hotel» в Модене был главным местом действия. Бар отеля часто был полон прекрасных женщин, как профессионалок своего дела, так и любительниц, и Феррари упивался своим пребыванием там. Если случалось так, что между Феррари и одним из его миньонов — включая и гонщиков — намечалось соперничество за избранную даму, «Commendatore» всегда давил на конкурента своим превосходящим положением в иерархии. Более того, в подобных ситуациях он нередко проявлял чувство юмора. Как-то одним вечером некий неотесанный аргентинец, который в будущем и сам станет автостроителем, заманил в свои сети проститутку и потащил ее наверх, к себе в номер. Феррари собрал небольшую группу заговорщиков, забил дверной порог номера газетами и поджег их. Пока любовники, завернутые в одни только простыни, выскакивали из номера, удирая от языков пламени, Феррари с соучастниками покатывался со смеху в коридоре.

Подобные дурачества часто происходили под покровительством Клуба Бьеллы, старинного светского кружка, долгое время существовавшего в пределах автоспортивного сообщества, окружавшего Феррари. Его по-прежнему составляли многочисленные гонщики, богатые клиенты, прилипалы, некоторые представители прессы и избранные мотоциклисты эскорта, время от времени собиравшиеся покутить в таких местах, как «Grand» или «Real-Fini». О том, что Энцо Феррари был регулярным участником подобных приемов, лишний раз говорить не приходится.

Как-то раз Феррари раздобыл для своих приятелей по Бьелле кучу велосипедов и организовал импровизированную гонку по улицам Модены. Американский журналист Питер Колтрин не так здорово управлялся с двухколесным транспортом, как его соперники итальянцы, и наехал на бордюрный камень. Он от всей души шлепнулся наземь, чем сильно развеселил своих приятелей. Именно маленькая группа американцев, в числе которых был и Питер Колтрин, внесла весомый вклад в создание мифа «Ferrari» в этот период. Колтрин был калифорнийцем, поселившимся в Модене и женившемся на обаятельной местной женщине. Он эмигрировал в Италию, как и десятки других автомобильных энтузиастов, поддавшись романтическим чарам моденской автоспортивной сцены. Питавшие отвращение к грузным хромированным кораблям, заполонившим американские дороги в эру Эйзенхауэра, они прибывали в Италию как в место, где было в избытке и быстрых машин, и открыточных видов, и элегантных женщин, и столов, ломившихся от деликатесов — и все это за сущие гроши (в послевоенную эпоху доллар был очень силен).

Вместе с Колтрином в страну прибыла пара женщин-журналисток: высокая, изящная Логан Бентли и ее хрупкая темная соотечественница Диана Бартли, передвигавшаяся с помощью костыля. Они плюс Дениз Макклаггедж, превосходный автор и блестящий пилот, выступавшая в роли личного защитника и фаната Фила Хилла, писали кипы статей для американских автомобильных журналов той эпохи — «Road & Track», «Sports Cars Illustrated» (который вскоре сменит название на «Car and Driver»), «Town & Country», нью-йоркской «Herald Tribune» и «Sports Illustrated», — напыщенно повествуя о жизни шумной автомобильной Нирваны, коей была Модена. Эти авторы, а с ними Гриффит Боргесон и Генри Мэнни III, вспыльчивый бородатый калифорниец в твидовом пиджаке, чей ироничный юмор был украшением «Road & Track», и создавали, зачастую непреднамеренно, тот образ Энцо Феррари, который завораживал, очаровывал и сбивал с толку американцев — и продолжает делать это по сей день.

В угаре энтузиазма и жажды красивой жизни в моденском стиле эти авторы в своих депешах совершенно игнорировали тот факт, что сезон Гран-при 1959 года обернулся для Ferrari форменной катастрофой. Команда одержала лишь две победы. Брукс вышел триумфатором заездов на ультраскоростных трассах в Реймсе и АФУСе, где исход борьбы решала больше необузданная мощь, чем четкая управляемость. Именно после этапа в Реймсе Бера покинул команду после того как ударил Ромоло Тавони. Обидчивый француз, раздосадованный внутрикомандной политикой и бесконечным соперничеством за титул первого номера (которым очевидно был Брукс, хотя официально его никто не назначал), дал слабину после того, как в его машине сгорел поршень и она остановилась на 29-м круге. До того момента Бера пилотировал просто блестяще и дважды побил рекорд круга перед своим сходом. В