«военным дядькой». Ни одного этого имени не упоминается в книге Александра Боханова. Зато сказано, что царевич Александр был окружен другими наставниками – это офицер Г. Ф. Гогель, граф Б. А. Перовский, бонна-няня англичанка Екатерина Струтон. Увы, мне неизвестны личности Гогеля и Струтон. Не упомянуты они ни разу и Гречухиным. Непонятно, зачем историк Боханов много размышляет о важности встреч цесаревича Александра с плененным горцем Шамилем. Зато, правда, понятно другое – почему историку Боханову не дано было разгадать истоки глубокой русскости Александра Третьего. Заглянул бы он в биографию рода Скрыпицыных, узнал, что один из родственников Иоасаф Скрыпицын был вначале одним из самых чтимых старцев Троице-Сергиевой лавры, а потом возглавил её, а потом был любимым духовным собеседником Ивана Третьего, а потом крестил будущего царя Ивана Грозного. Обретение таких исторически значимых фактов позволяет иначе оценить духовную атмосферу, в которой дышал и вращался император, и упомянутые мною русские огоньки, определяющие истинный смысл жизни и высокую миссию служения Отечеству.

Император Александр Третий в представлении Владимира Гречухина – воплощение русского национального характера, личность глубоко самобытная, щедро одаренная от природы. В данный вывод, переходящий в убеждение, я верю не только потому, что его научная книга оказалась настолько яркой по языку и весомой по поднятому историческому фактажу, что полностью затмила собой многие монографии… Ещё и потому, что, читая книгу, я общаюсь с живым, остроумным, обаятельным собеседником, и я знаю: Гречухин – русский по духу и поступкам. Деятельный патриот. Созидатель. Подвижник. Лидер юношеской краеведческой республики. Глава Мышгорода. Инициатор Опочининских краеведческих чтений, мышиного фестиваля, открытия множества очагов народных промыслов. От него веяло внутренней силой. К нему неудержимо тянуло талантливых ищущих людей. Именно Гречухин прославил небольшой провинциальный город Мышкин на всю страну, превратив его в знаменитый туристический центр, открыв в нём академию Краеведения, народный театр, десятки самобытных музеев с мировым именем. Издав 20 книг, умудрился всё связать с историей любимого Мышкинского края. Он – романтик. Борец за сохранение исторических и православных памятников. Он – рыцарь, отважно бросающийся на амбразуру неразгаданных и закрытых исторических тем, он – историк, перемалывающий огромные массивы исторических знаний.

Он, действительно, русский. Человек смелый, сильный и мужественный.

Я давно называю Владимира Гречухина краеведом-просветителем. Ни в одной книге он не впадает в раж по пробуждению недобрых чувств, злобы, пагубных инстинктов, что, к сожалению, сегодня модно и выгодно. В родном Мышкине ему удалось сохранить для нас не только дух провинциального городка, но и уникальный, сакральный центр русского краеведения. Перечитывая его книгу «Лики четвертого Рима», отчетливо осознаешь, что он стал первым российским ученым-историком, который вывел краеведение из области бездоказательных гуманитарных рассуждений, превратив его в серьезную науку. Заслуга его и в том, что он писал об истории и жизни русской провинции, о её бедах и тревогах так, что это не разрушало душу читателя, а наоборот, настраивало на созидание.

Сегодня передо мной новая книга Гречухина. Это несомненный шедевр отечественной краеведческой и исторической прозы. Многим литераторам по вкусу своеобразие прозы, новизна его языка. Но ни у одного из них я не встречал таких сугубо гречухинских самобытных словосочетаний-находок, как, например, «глубокая несходственность», «прикосновенность громозвучной жизни», «русским простым всенародством», «спешность», «добронравственное влияние», «житейских неладностей», «богатырственен», «эти чувствования ослабить», «никаких заумностей», «сберегаемо и помятуемо». Смело добавлю: Владимир Гречухин доказал писательским трудом, что он безоговорочно является основоположником новой русской краеведческой прозы. Более того, пройдя через долгие, всепоглощающие неимоверно тяжелые испытания, он сумел создать свою школу, а помогли ему во многом его же деловые качества, независимость и оригинальность мышления.

Обычно историки ради придания своему труду научности насыщают книгу массой ссылок на авторитетных ученых, пытаясь то ли поднять её до их высокого уровня, то ли демонстрируя, что уже сравнялись с их недосягаемостью и популярностью. Какая уж тут скромность или оригинальность мышления, научность, способность открывать своё новое?! Одно желание – возвыситься. То есть прославиться. В книге Гречухина тоже есть ссылки, но самая оригинальная и значительная их часть касается краеведов мышкинской, угличской, рыбинской и ярославской школ, к созданию которых причастен он сам. К ним есть доверие, с ними можно спорить, но они выдвигают те разные версии, что основаны на документах и фактах, а не высосаны из пальца. Они, как и сам Гречухин, годами сидят в архивах и музеях, читают не только книги и летописи, но изучают эпистолярное наследие, старые газеты, а, главное, ведут общение с теми старожилами и предками мыслящих людей, которые хранят по домам семейные архивы. Отсюда и рождается доверие к ним, так как частные свидетельства, содержащие «многое, чего нет в книгах», весьма редки и актуализированы.

Ведет Гречухин разговор о жизненных трудах Федора Опочинина, об открытии им в Мышкине библиотеки, и тут же находит подтверждение своим мыслям в книге краеведа-единомышленника из Углича Т. А. Третьяковой «Венок Опочинину», вышедшей в Мышкине в 1999 году. Нужны точные свидетельства взаимоотношений знаменитых семей Тютчевых и Аксаковых, их связь с усадьбой Знаменское, в ход идут ссылки на книгу коллеги по Мышкинской академии Краеведения О. Б. Карсакова «Ф. И. Тютчев, его приятели и друзья. Город Мышкин в общественной жизни России». А как убедительны факты, взятые Гречухиным из книги «Дворяне Скрыпицыны», написанной им в соавторстве с той же Т. А. Третьяковой! И совершенно уместным добротным подспорьем оказалось употребление фактов из книг и статей его единомышленников-краеведов из разных городов Ярославщины – Е. С. Розова, С. Н. Левагиной, С. Н. Овсянникова, О. Ю. Тишиновой и т. д. Со многими из них я душевно общался и знаю, как ценили они и творческие поиски Гречухина, и его научные труды. Они не стеснялись называть его учителем, своей путеводной звездой.

В книгах историков Боханова и Шевелева я, к сожалению, не встретил того пристрастного отношения и цитирования краеведческих трудов, коим отличается труд Гречухина. Боханов преимущественно использует только книги и статьи известных авторов – барона Дельвига, графа Комаровского, историка Зегера, ученого Ламздорфа, политического деятеля Победоносцева. Не берусь судить, плохо это или хорошо, скорее, не то и не другое. Речь идет лишь о том, что эти авторы жизнеописания Александра Третьего шли обычным путем – обращались к доступным источникам. Но не редким и закрытым, а тем более, частным, краеведческим. А это, на мой взгляд, лишает жизнеописание трудов и подвигов императора, как минимум, чисто народного мнения, лишает непривычного стороннего и широкого взгляда.

Прочтение книги Гречухина порадовало меня, а, более всего, удивило ещё и тем, как он использовал те книги современных историков и писателей, которые я ему высылал большими бандеролями каждый месяц. Зная, что в Мышкине, как и в любом провинциальном городе