“Это выглядит старомодно, но мои дорогие коллеги, да и ты тоже, откроют рот от удивления, поскольку в уравнениях нет постоянной Планка, – написал он Бессо в январе 1929 года. – Однако, когда окончательно пройдет их маниакальное пристрастие к статистическим штучкам, они покаянно вернутся к пространственно-временной картине, и тогда эти уравнения станут отправной точкой”15.

Какая прекрасная мечта! Единая теория поля без непокорных квантов. Статистический подход отметается как минутный каприз. Возвращение к полевой теории относительности. Обомлевшие коллеги раскаиваются!

Среди физиков, уже принявших квантовую механику, Эйнштейн с его судорожным поиском единой теории поля стал казаться милым чудаком. Но в общественном мнении он оставался суперзвездой. Истерия, сопровождавшая в январе 1929 года публикацию его пятистраничной статьи, которая оказалась просто последним из целого ряда не достигших цели ударов “теоретическим кинжалом”, была поразительной. Журналисты со всего света плотным кольцом окружили дом, где жил Эйнштейн. Практически не имея возможности избежать общения с ними, он спрятался за городом, на вилле своего врача на реке Хафель. The New York Times подняла шум за несколько недель до того, напечатав статью под заголовком “Эйнштейн на грани великого открытия: возмущен беспардонным вмешательством”16.

До 30 января статья Эйнштейна не была доступна широкому кругу читателей, но весь предшествующий месяц газеты без конца публиковали различного рода утечки и безосновательные предположения. Вот примеры заголовков в The New York Times:

12 января: Эйнштейн расширяет теорию относительности / Новая работа призвана объединить законы гравитационного поля и электромагнетизма / Он называет это своим главным “Священным писанием” / На подготовку ученому из Берлина понадобилось десять лет 19 ЯНВАРЯ: Эйнштейн изумлен переполохом, поднятым его работой / Неделю сто журналистов находятся в безвыходном положении / БЕРЛИН: последнюю неделю все представленные здесь журналисты пытались раздобыть пятистраничную рукопись статьи д-ра Альберта Эйнштейна “Новая теория поля”. Более того, со всего света получены сотни телеграмм с оплаченным ответом и несметное число писем с просьбой прислать детальное изложение или саму статью.

25 января (с. 1): Эйнштейн свел всю физику к одному закону / Новая электро-гравитационная теория связывает все явления, говорит берлинский комментатор / К тому же суть едина / Гипотеза позволяет мечтать о парящем в воздухе человеке, говорит профессор Нью-Йоркского университета / БЕРЛИН: самая новая работа профессора Альберта Эйнштейна “Новая теория поля”, готовящаяся к выходу из печати, сводит к одной формуле все основные законы релятивистской механики и электричества, говорит человек, переводивший ее на английский”.

Эйнштейн начал действовать из своего загородного убежища на реке Хафель. Еще до того, как его небольшая статья была опубликована, он дал интервью английской газете. “Моим заветным желанием было превратить дуальность законов природы в единое целое, – сказал он. – Замысел моей работы – способствовать такому упрощению, и в частности свести к одной формуле объяснение гравитационного и электромагнитного полей. Именно поэтому я называю ее вкладом в “единую теорию поля”… Теперь и только теперь мы знаем, что силы, заставляющие электроны вращаться по эллипсоидальным орбитам вокруг ядра, – это те же силы, которые движут нашей землей, совершающей свой годичный оборот вокруг солнца”17. Однако, как оказалось, ни он тогда этого не знал, ни мы даже сейчас не знаем.

Он также дал интервью журналу Time, поместившему его фотографию на обложке. Это первый из пяти подобных случаев. Сообщалось, что, пока мир ожидает известий об этой “таинственной самосогласованной полевой теории”, Эйнштейн бродит по своему деревенскому убежищу и выглядит “осунувшимся, нервозным и раздраженным”. Его неприятная манера вести себя, объяснял журнал, связана с болями в желудке и нескончаемой чередой посетителей. Кроме того, в статье отмечалось, что “доктор Эйнштейн, как и многие другие евреи и ученые, совсем не занимается физкультурой”18.

Прусская академия напечатала необычно большое число экземпляров статьи Эйнштейна – i тыс. штук. Когда 30 января статья вышла, весь тираж был сразу распродан. Пришлось вернуться к печатному станку и допечатать еще 3 тыс. штук. Один экземпляр, разобранный на страницы, выставили в окне лондонского универмага. Перед окном стояла толпа. Люди пробирались вперед, стараясь постичь сложный математический трактат с тридцатью тремя загадочными уравнениями, явно не предназначенный для любителей поглазеть на витрины. Уэслианский университет штата Коннектикут заплатил солидную сумму за рукописный вариант этой статьи, чтобы хранить его как сокровище в своей библиотеке.

Американские газеты были в некотором затруднении. New York Herald Tribune приняла решении опубликовать всю статью слово в слово. Однако было непонятно, как передать по телеграфу все греческие буквы и символы. Поэтому наняли профессора физики из Колумбийского университета, чтобы тот разработал систему кодировки, а затем восстановил статью в Нью-Йорке, что и было сделано. Помещенное в Tribune красочное описание способа передачи статьи было гораздо понятнее большинству читателей газеты, чем сама работа Эйнштейна19.

Со своей стороны, The New York Times возвела единую теорию поля на уровень религии, отправив в то воскресенье своих репортеров в окрестные церкви, чтобы они рассказали о проходивших там службах. “Эйнштейн считается почти пророком”, – гласил заголовок. Газета цитировала преподобного Генри Ховарда, сказавшего, что единая теория поля служит подтверждением учения апостола Павла о “единстве” мира. Представитель религиозного учения “Христианская наука” сказал, что эта теория дает научное обоснование теории иллюзорной материи Мэри Бэйкер Эдди[79]. Были и такие, кто провозглашал ее “продвижением свободы” и “шагом к всемирной свободе”20.

Возможно, у теологов и журналистов эта теория и имела ошеломительный успех, но не у физиков. Сомневался Эддингтон, обычно преданный поклонник Эйнштейна. Следующие несколько лет Эйнштейн продолжал совершенствовать свою теорию, упорно убеждая друзей, что выведенные им уравнения “прекрасны”. Но своей любимой сестре он жаловался, что его работа вызывает “явное недоверие и гневное отторжение коллег”21.

В отчаянии был и Вольфганг Паули. Он резко заметил Эйнштейну, что его новый подход полагается на формальный математический аппарат, не имеющий никакого отношения к физической реальности, и “предает” его же общую теорию относительности. Он обвинил Эйнштейна в том, что тот “перешел в стан чистых математиков”, и предсказывал, “что через год, а может, и раньше, вы откажетесь от любезного вам дальнего параллелизма, точно так же как раньше отказались от аффинной теории”22.

Паули был прав. Не прошло и года, как Эйнштейн от этой теории отрекся. Но он не сдался, и поиск продолжился. Теперь он сосредоточился на еще одном модифицированном подходе, что привело к появлению новых газетных заголовков, но не к продвижению в решении той великой загадки, которую он себе загадал. 23 января 1931 года The New York Time сообщила: “Эйнштейн закончил единую теорию поля”, – но в статье чувствовался намек, что подобные сообщения уже были и, по-видимому, будут впредь. Затем опять, 26 октября того же года: “Эйнштейн сообщил о новой теории поля”.