– Базиль, нам надо поговорить.

– Да? – Гризье заставил себя усмехнуться. – Мне чаще предлагают помолчать.

– Я все знаю…

– Что? – Базиль удивленно посмотрел на ифранца.

– Знаю, что ты чувствуешь. Поверь, мне было еще тяжелее.

– Тебе? – тупо переспросил Базиль.

– Да, мне… Ты – брат, а я…

Разумеется, у него в голове была Антуанетта. Морис вообразил, что его друг расклеился из-за свадьбы. Сарриж был наблюдательным человеком, а лицо Норы отнюдь не светилось счастьем. Так же как и лицо Антуанетты, которую Сарриж видел после брачной ночи. Может, Морис и прав, и все проданные или продавшиеся невесты после свадьбы выглядят одинаково.

Базиль верил, что влюбленным смотреть на бледненьких, потерянных красавиц труднее, чем братьям, хотя… Хотя мать, похоже, убила не только сыновей, но и дочь.

– Морис, прошу, не надо об этом.

– Как скажешь. Давай поговорим о другом. Или, если хочешь, поссоримся.

– Не хочу, да и не из-за чего.

– Ну, я могу сказать, что мне не нравится ваш король.

– Говори. А я могу сказать, что мне не нравится ваша регентша…

– Кстати, ты знаешь, что ни Жермон, ни тем паче Жоселин не имеют права на престол?

– Тю-ю-ю, – присвистнул граф Мо, – кажется, в Благодатных землях еще больше узурпаторов, чем я думал. Кто же должен сидеть в Авире? Уж не ты ли? Или это твой дядюшка Вардо?

– Брат Антуанетты.

– У нее есть брат?

– Да, из-за этого Вардо на ней и женился. Он не знал ее до свадьбы, это потом… Потом…

– Ты хочешь сказать, что он собирается свергнуть Паучиху и посадить на престол брата жены? – пришел на помощь Базиль. – А я тут при чем?

– Помоги нам.

– Я? – Базилю показалось, что он ослышался.

– Да. Ты – мой друг, и ты, что бы ты ни плел, арциец. Ты должен ненавидеть Пауков.

– Угу, я тебе помогу, и ты будешь наставлять рога регенту?

– Вардо не будет регентом, Ролан отнюдь не безумец, что бы про него ни говорили, а граф… Я его иногда ненавижу из-за Туанон, но дядя – честный человек.

– Погоди, – граф Мо чувствовал, что его стремительно затягивает в политический водоворот, – но у Жозефа были только дочь и сын.

– Да, но, по нашему закону, корона, если прерывается прямая линия, переходит к старшему поколению, то есть к сыну младшего брата Паука. Мы об этом забыли, потому что старый неряха всех подмял под себя, но наследовать ему должен не внук, а племянник.

– Понятно, – засмеялся Базиль, – раз я предал своего короля, то чужого и подавно предам.

– Разве ты не хочешь, чтобы в Мунте сидел не Пьер, а Филипп?

Филипп… Филипп никогда не станет королем. Он вообще никем не станет, потому что его нет.

– Я хочу, чтобы в Мунте сидел Александр Тагэре.

– Не шути так.

– Я не шучу. Вернее, шучу, но не совсем. Хорошо, я согласен. Что нужно делать?

2895 год от В.И. 10-й день месяца Сирены АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

– Открывай! – Серпьент Кулебрин пихнул локтем Шарло. – Интересно же!

– Нельзя. Эгону доверили тайну.

– Можно, – возмутился Крапивник, – какие тайны в наше время! А вдруг там что-то важное?

– Тем более. Барон дал слово.

– Но ты-то не давал! И вообще, нельзя быть сразу и гусеницей, и бабочкой.

– То есть?

Серпьент уселся в кресло, закинул ногу за ногу и назидательно произнес:

– Учись, пока я жив. Вернее, пока ты жив, потому что все проходяще, а крапива вечна. Вы с Эгоном и Клотильдой Люсьену Крэсси наврали. Он, бедняга, ничего не знает, а еще собрался за дело Тагэре сражаться. Эта штука как-то со всем связана. Так что открывай!

– Почему? – Шарло с удивлением посмотрел на своего приятеля.

– Ну и тупой же ты, проешь тебя гусеница! Ты Тагэре?

– Я – бастард.

– Крапива – она везде крапива, и в канаве, и в саду. И Тагэре везде Тагэре, тем более что это ваш Крэсси считает, что, кроме тебя, все, померли. Значит, огород он собрался городить для тебя. Усек?

– Ты думаешь?

– Я-то думаю, а вот ты… Этот дурак, – Крапивник поднял палец, – не спорю, дурак честный и благородный, собрался за тебя воевать и не поленился притащиться сюда что-то спрятать. Чтобы оно, если что не так пойдет, а оно пойдет (знаю я таких вот баронов, гадюку от ужа не отличат), врагам не досталось. Последней гусенице ясно, что эта штука очень важная. Ты – Тагэре, все из-за тебя, так что ты имеешь все права ее открыть. Крэсси сам бы тебе ее отдал, если б знал, что ты – это ты, а Рито – это Рито. Хватит, устал я от тебя! Открывай, или я сам открою.

– Она заперта…

– Сломай. Или лучше давай сюда.

Шарло явно колебался, но шкатулку протянул. Серпьент ее несколько раз повернул так и эдак. Он как раз сосредоточенно рассматривал дно сундучка, когда появился Рито. Крапивник хмыкнул и сунул шкатулку мирийцу.

– Открывай! Надо!

Рафаэль достал из-за пояса нож с тонким лезвием и легко оттянул язычок замка.

– Готово. А что это?

– Сами не знаем. Посмотри.

Мириец послушно поднял крышку.

– Бумаги… – Рито наугад вытащил какой-то листок и развернул. Он читал долго. Много дольше, чем требовалось, чтоб пробежать глазами коротенькую записку.

– Что такое? – вылез уставший ждать Серпьент и осекся, столкнувшись с бешеным взглядом Рафаэля.

– Я должен был убить эту гнусь. Но как он мог…

– Гнусы могут все, – заверил побледневшего Рафаэля Крапивник, – на то они и гнусы.

– Рито, – Шарло с ужасом смотрел на мирийца, – что там?! Отец… Они все-таки…

– Нет, про него ничего. Он жив! Проклятый, он не может умереть, когда такое творится! Шарло, эти мерзавцы убили Филиппа и Алека. Тут завещание… Филипп как-то узнал или догадался. Это моя вина, я должен был их вытащить.

– Пойди постучи башкой о стенку, – посоветовал Серпьент, – может, полегчает. Не стенке, башке. Стенке только хуже будет. А Тартю от нас не уйдет, мы его доконаем, я сам за дело возьмусь.

– Доконаем, – кивнул Рито, – Шарло, ты это должен знать. Прочти.

Шарло прочел, хотя буквы дрожали и расплывались, не желая складываться в слова. Оттого, что он прекрасно знал почерк кузена, было только хуже. У Филиппа была привычка, задумавшись, не отрывая пера от бумаги, рисовать силуэты зверей. Наставник заставлял переписывать испорченные страницы, а им с Алеком нравились эти картинки, и они их забирали. Шарло привык, что на записях Филиппа есть рисунки, но здесь их не было. На завещании не должно быть ничего лишнего.