— Эта девушка, — указала я на нее. — Разузнай, кто она, Дисенк, и как долго она в гареме. Не припомню, чтобы видела ее раньше.

Меня охватило предчувствие беды, и ребенок начал больно толкаться в животе.

Вскоре служанка вернулась, и по ее виду я поняла, что она принесла плохие вести. Предчувствие неминуемой бури становилось все отчетливее, у меня резко заболела голова. Дисенк поклонилась.

— Ее зовут Хентмира, — сказала она. — Ее отец — смотритель фаянсовых мастерских в городе. Семья очень богатая. Фараон увидел девушку в толпе в день празднования нового года и послал Аммонахта пригласить ее в гарем.

На праздновании дня нового года! Так, значит, пока я самодовольно и рассеянно стояла рядом с ним, он шарил глазами в толпе, выискивая себе новую забаву! Меня пронзило отвращение к царю и злость на свою собственную слепоту.

— Это все? — с нажимом спросила я, видя, что она колеблется.

Она покачала головой.

— Хентмиру поселили в твою прежнюю келью, — добавила она. — Они с Гунро знакомы много лет. Имения их родителей расположены по соседству. Мне жаль, Ту.

Снисходительная жалость в ее голосе разозлила меня еще больше, и я нарочито пренебрежительным жестом отослала ее прочь.

Итак, я снова проиграла, с горечью думала я. Все вернулось на круги своя, и, несмотря на титул и землю, я по-прежнему всего лишь жалкое ничтожество из Асвата. Жгучая и горькая ревность разливалась по жилам. Эта высокомерная маленькая выскочка живет в нашей с Гунро комнате. У них наверняка много общего, и, конечно же, в знатной подружке Гунро скорее найдет понимание своим фривольным шуточкам и пикантным воспоминаниям. Я представила, как Гунро будет, выгибаясь и раскачиваясь, рассказывать обо мне Хентмире. «Женщина, которая жила здесь до тебя, дорогая, была любимой наложницей фараона, несмотря на то что она замарашка из какого-то южного захолустья. Но, знаешь, ненадолго же ее хватило. Теперь она беременна. Эти крестьяне так отвратительно плодовиты…» И Хентмира, искривив свои аристократические губы в улыбке превосходства, согласится с ней. Я крепко зажмурилась и в отчаянии сжала кулаки. «Нет, — гневно сказала я себе. — Нет, это не так. Гунро была моей подругой, и мне неизвестно, какими достоинствами обладает Хентмира. Моя боль связана с Рамзесом, с Рамзесом, царем и возлюбленным, который все больше охладевает ко мне. О боги, что со мной будет? Я боюсь до смерти».

Прошло три недели, и наступил месяц хоак. Нил вышел из берегов, разливая по земле свои воды и животворный ил, от моего смотрителя прибыл свиток, где сообщалось, что высота разлива достигла четырнадцати локтей и все мои земли покрыты водой. Эта новость стала единственной вспышкой радости за целый месяц, но вскоре мое настроение снова омрачилось. Я старалась избегать встреч с Хентмирой, потому что царь молчал и его посыльные больше не стучались в мою дверь, но иногда я видела, как она проходит по траве в ванную комнату: роскошные волосы растрепаны, глаза опухли от сна. Порой она сидела под белой кисеей балдахина в компании других женщин, с которыми быстро подружилась. Глядя на ее безыскусную грацию, я еще острее чувствовала свое раздутое неповоротливое тело. На фоне ее юной свежести я казалась себе старой, измученной и потасканной.

На месяц хоак выпадали большие ежегодные торжества в честь Осириса; его смерть, погребение и воскрешение отмечались многочисленными ритуалами по всему Египту, но главным образом в Абидосе. В это время гарем пустел, женщины тоже принимали участие в торжествах, и многие отправились в этот священный город; я принесла свои дары Осирису в Пи-Рамзесе, поскольку из-за своего состояния не могла никуда ехать, и к тому же фараон не пригласил меня участвовать в празднике.

И все же я встретилась с ней. Это случилось у ворот гарема, когда я пыталась забраться в свои носилки. Вокруг шумно галдели женщины, слуги, стражники, носильщики — все кричали и толкались. И тут я заметила Хентмиру. Прозрачное желтое платье колыхалось вокруг ее стройных икр, выгодно подчеркивая тонкую талию, простой золотой обруч стягивал блестящие волосы; она была увлечена разговором со Старшей женой. Обе стояли в стороне от общей суеты, в тени деревьев, и смотрели на меня. Аст-Амасарет перехватила мой взгляд и слабо улыбнулась, потом неторопливо повернулась обратно к молодой женщине, но Хентмира продолжала с любопытством разглядывать меня. «Ну что ты уставилась? — хотелось закричать мне, я была уязвлена ее нескрываемым любопытством и явным пренебрежением Аст-Амасарет, — Разве ты не видишь в моем уродливом теле свое собственное незавидное будущее? Себек тоже поймает тебя, самодовольная наложница!»

И вдруг я увидела в ней себя, то, как сама стояла перед Старшей женой, с огромным интересом разглядывая бедняжку Ибен, которая раздраженно поносила своих носильщиков. С тяжелым сердцем я отвернулась.

— Задерни шторки, Дисенк, — хрипло приказала я.

Она повиновалась. Я легла на бок и лежала в мягком рассеянном свете, закрыв лицо руками. Но те совершенные, благородные черты и кривая, холодная усмешка Старшей жены стояли у меня перед глазами.

Однако вечером, на следующий день после завершения празднований в честь Осириса, меня вызвали в царские палаты. Я этого не ожидала, но вся апатия мигом улетучилась, когда вестник, поклонившись, вышел. Я вскочила, воспрянув духом, и засыпала Дисенк потоком распоряжений. Мое лучшее платье, все расшитое золотыми цветами, парик с сотней косичек, сердоликовое с золотом ожерелье, фаянсовые серьги… Дисенк торопливо повиновалась, и через час, пышно убранная и тщательно накрашенная, я постучала в дверь к фараону.

Паибекаман встретил меня небрежным кивком. Я протиснулась мимо него и направилась в комнату. Рамзес лежал на ложе, подтянув колени, с гримасой боли на лице. Моя самонадеянность начала ослабевать, когда я приблизилась к нему. Я не могла полностью завершить ритуал почитания, но сделала все, что смогла; он посмотрел на меня и жестом показал подойти ближе.

— Ту, я ужасно скучал по тебе, — сказал он. — Ты принесла свою сумку с травами?

Так вот какова была причина моего вызова. Фараон заболел. Проглотив горькое разочарование, я кивнула.

— Она всегда со мной, мой повелитель, — ответила я. — Но если ты так скучал, почему не присылал за мной? Ведь до моего жилища совсем недалеко.

Он, казалось, смешался.

— Я был слишком занят государственными делами, — пробормотал он. — Кроме того, ты сейчас не в том состоянии, чтобы предаваться любви.

Резкое возражение уже готово было сорваться у меня с языка, но я молча поставила сумку на стол и открыла ее.

— Что случилось? — спросила я.

— У меня болит живот, — пожаловался он, — Сильное вздутие. Спазмы.

Несмотря на свое разочарование, я не смогла сдержать усмешку, когда сняла с него покрывало и мягко ощупала живот.

— Празднования Осириса только что завершились, — сказала я. — Мои царь прекрасно знает, в чем дело. Он, как всегда, ел и пил слишком часто и слишком обильно. — Я резко набросила на него покрывало. — Я прописываю большое количество касторового масла и, когда лечение даст желаемый результат, прошу два дня ничего не есть, кроме меда, смешанного с шафраном. И конечно, мой царь должен поститься по время лечения.