– Он фрагрант? – первым делом спросил я.

– Шутишь?

– Шучу.

– Шутник, блин…

Ясно, что Галактионов не был подлизой – и по возрасту, превышавшему шестьдесят, и по бегемочьей комплекции. Хотя мужиком он был неплохим, я испытывал к нему симпатию, и это несколько увеличивало его шансы на выживание. К примеру, если бы я оперировал Житника, он не прожил бы и пяти минут, даже если бы речь шла об удалении бородавки.

– Как его угораздило?

– Ехали на «Волге», – начал объяснять Ледяев, – скорость под сто семьдесят. В машине три человека – Галактионов, шофер, и еще один из областных боссов. Губернатор на переднем месте, и не пристегнут, паразит… (тут мне показалось, что Ледяеву хотелось плюнуть на раскуроченную черепушку Галактионова, только маска мешала). Мчались в районе Ртищевского заказника – с охоты возвращались. И тут на дорогу выбежала корова.

– Корова? – усомнился я. – В лесу? Ночью? Может, лось?

– Точно говорю тебе – корова! Водитель протаранил ее, улетел с дороги и со всей дури вписался в дерево. Сам – насмерть тут же, тому, кто сзади сидел, практически ничего – так, пара переломов. А губернатор пробил лобовое стекло, вылетел из машины и умудрился насадиться брюхом на сук. С субдуральной гематомой я разобрался, хотя часть височной доли пришлось резецировать. Если выживет, как минимум полгода будет на дурака походить, такое восстанавливается долго. А что в кишках – пусть тебе Леша расскажет.

– Хреново тут, – пробасил Леша Иванько, лысый крепыш, один из «первичных» подлиз, известный в городе полостной хирург. – Значит, уточняю: Федор Николаич вылетел через лобешник, далеко не улетел, потому что машина въехала капотом прямо под здоровенный обломленный сук. Федор Николаич насадился на эту деревяшку весьма основательно. Разрыв – от грудины до таза. В кашу все – и желудок, и тонкий кишечник, и поперечная ободочная, и сигма, и мочевой пузырь. Селезенка кровила, я ее уже удалил, но сам понимаешь, селезенка – не проблема. Проблема в том, что шить тут практически нечего – сплошные лохмотья и кал.

– Почки, аорта, сердце?

– Ничего не тронуто – повезло. Но от этого ничуть не легче.

– Ну и чего?

– А ты не знаешь, чего? Половину дыр я зашил, какие можно было. Теперь дренажей наставим не меньше шести штук, стенты в мочеточники, и в реанимацию. Пусть течет все наружу, посадим на антибиотики и будем ждать – может, выживет.

– И как ты думаешь? Выживет?

– Нет, конечно. Сердце плохое, атеросклероз, да еще и череп пробит. Дня три, может, протянет, если очень стараться будем.

– Дай-ка я сам посмотрю…

Леша с облегчением вынул окровавленные конечности из губернатора, я суеверно перекрестился и полез в живот. Там было как в неприличном анекдоте: не просто ужас, а «ужас, ужас, ужас»! Каловые массы Леша уже вычерпал, спасибо ему, от крови кишки относительно отмыл, восстановил крупные сосуды и прижег мелкие. Зашил несколько дыр и наметил места для дренажей. Все правильно… Почти правильно.

– Вот от сих до сих, – показал я, – уберем немедленно. Большая часть перфораций на коротком отрезке тонкой кишки. Вырезать и сшить. Будет у губернатора кишечник на полтора метра короче, а у нас проблем – в два раза меньше. С желудком нечего церемониться – уберем его, ничего тут уже не спасешь. В поперечной ободочной всего одна дыра. Зря ты ее заштопал – шов не выдержит и будем качать жижу литрами. Разошьем и поставим дренаж, вернемся сюда через пару недель, не раньше. Сигма и прямая целые – сказочное везение! Мочевой ты не доделал, – я зацепил тонкую щепку, торчащую из мочевого пузыря, и вытащил ее, остановив фонтанчик крови пальцем. – Не так уж и порван, слава богу. Сейчас наложим шов, проведем ревизию через цистоскоп, заодно поставим стенты. Мочеточники точно целые?

– Сам смотри…

– Не надо гонора, Леш! Давай по делу!

– Даю гарантию. Проверил от и до, не сифонят.

– Значит, все не так уж и плохо.

– Да ладно ты… Оптимист нашелся!

– Оптимист? – я качнул головой. – Тут еще часа на четыре работы. Ты как, продержишься?

– Час еще простою, не больше – честно предупреждаю. А лучше меняй меня сразу.

– Кого рекомендуешь на смену?

– Подоляна.

– Я его почти не знаю.

– Вот заодно и узнаешь.

– Даешь на него гарантию?

– Он классный хирург – говорю точно. Не хуже тебя. В Краснодаре на него разве что не молились. Ну а что этот выживет, – Иванько ткнул пальцем в губернатора, – кто тебе даст такую гарантию? Небесная канцелярия не даст. Разве что Ганс – он у нас главный спец по чудесам…

* * *

Подолян не подвел, хотя и преподнес мне несколько сюрпризов. Во-первых, он не был фрагрантом (хотя, само собой, знал о подлизах все, что положено). Во-вторых, он был гинекологом, что не мешало ему оперировать кишечник поистине виртуозно. В-третьих, он был хохлом. Я почему-то решил, что Подолян – армянская фамилия, ан нет. Оказывается, чисто украинская фамилия, да и выглядел Игорь Подолян так, что хоть сейчас вставляй его в картину «Казацьки дохтура пишут письмо министру здравоохранения» – в качестве того дохтура, который кажет министру большую фигу и при этом имеет бицепсы, как у культуриста.

Не подумайте, что я имею что-то против армян. Если бы Подолян оказался армянином, я бы нисколько не возражал. Главное – он был отличным хирургом.

Мы управились за два с половиной часа, и эти часы показались мне сущим адом. Хирурги – исполнители операции, скульпторы, работающие на живом материале. А вокруг бегают, суетятся и делают свою работу люди, следящие, чтобы живой материал не стал за считанные минуты материалом мертвым. Кому нужен мертвый губернатор? Разве что могильным червям. За время операции сердце Галактионова останавливалось три раза, и запускали его каждый раз с немалым трудом. В третий раз вскрыли грудную клетку, и кардиохирург Блинов проводил прямой массаж сердца, то есть сжимал его собственной дланью, пока оно не начало биться самостоятельно.

Здоровье у меня крепкое, но, когда я вывалился из операционной, содрав с себя шапку, маску, перчатки, халат и бахилы, то не прошел и десяти шагов. Голова закружилась, я зашатался и тяжело приземлился на кожаную банкетку в коридоре. Перед глазами все плыло и качалось. В жизни не участвовал в столь тяжелой операции… Мимо меня провезли на каталке тушу губернатора – в реанимацию его, любезного, черт его дери, любезного, в реанимацию его… Потом подошел Гоша Подолян, уже почти родной после совместной работы, но все равно ужасно расплывчатый… спросил, нужна ли помощь, и я гордый, всегда самостоятельный, едва нашел сил сказать, что нужна. Он дотащил меня до комнаты отдыха медперсонала и аккуратно уложил на диван. Потом притащил бутылку коньяка, тяпнул рюмку сам, занюхал лимоном, и спросил, не хочу я ли с устатку? Смешной мужик, коньяк предлагает… знает же, что я подлиза. Он, наверное, жмет в спортзале штангу, каждый его палец толщиной в полтора моих, и все равно он прекрасный хирург и любимый женщинами гинеколог. Может, все дело в толщине пальцев?..