– Я же говорила: нет боли. Нет смерти. – Ирина слегка ослабила хватку, осознав, что он не пытается вырваться и вообще ничего не предпринимает. – У тебя ничего не вышло! – её ликующий голос вдруг стал звучать так, будто в речевом аппарате что-то сломалось. Она разговаривала не своим, каким-то деревянным голосом с эхом и призвуками, словно хором произносили слова сразу несколько человек. – Тебе нас не одолеть!

– Нас? Что ты хочешь этим…

– Твоя жёнушка, похоже, откинула копыта! – Шустовская наклонилась, грубо отбросила его руку, оттолкнув Руслана к окну.

И потянулась к Марусе. Очевидно, собиралась приподнять ей голову, проверить, действительно ли она мертва. Но когда ладонь её оказалась возле заднего сиденья, что-то произошло. Раздался сухой звук, похожий на слабый треск статического электричества, и Шустовская взвыла, быстро отдёрнув руку.

Он уставился на её кисть. Кончики пальцев словно обуглились, почернели, а сами пальцы стали коричневыми, скрюченными, покрылись уродливой сеткой трещин. Ирина перестала кричать и только глухо стонала, баюкая свою руку. Очевидно, ей всё же было больно.

Руслан догадался, в чём дело. Ему больше не нужно было искать границу: она проходила совсем рядом. В нескольких сантиметрах. Маруся оказалась за её пределом, но пока была жива. Изранена – возможно. Всё в том же состоянии – скорее всего. Но жива! Ирина сама говорила, что она может прожить за пределами Каменного Клыка какое-то время.

А вот сама Шустовская не продержится там и минуты. Однако сейчас она по эту сторону. В безопасности. И скоро раны её затянутся сами собой. Руслан скрипнул зубами от бешенства: если бы машина отлетела всего на несколько метров дальше…

Всё это пронеслось в его сознании за считанные секунды. Видимо, в это короткое мгновение Ирина подумала о том же самом. Вздёрнула подбородок и посмотрела прямо ему в лицо уцелевшим глазом. Щёку перечёркивала большая глубокая ссадина, бровь была рассечена, нос разбит. Окровавленные губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать или улыбнуться. Это была жуткая, жестокая женщина, которая сломала ему жизнь, но на долю секунды ему захотелось пожалеть её и успокоить.

Они двинулись одновременно, но он оказался чуть быстрее. Свирепо ощерившись, она бросилась к нему, но опоздала. Руслан выбросил перед собой руку и, не успев задуматься, что делает, вогнал торчащий в её глазу обломок палки ещё глубже. От неожиданности она отшатнулась, заверещала, вскинула руки к лицу.

Он разблокировал автомобиль, отстегнул её ремень, стремительно распахнул дверцу, выскочил наружу и, обхватив сопротивляющуюся Ирину обеими руками за плечи, выволок из покорёженного «Опеля».

Наверное, ему удалось проделать это достаточно легко ещё и потому, что схватив Шустовскую, он сильно сдавил её израненную кисть. Это вышло случайно, но, видимо, он причинил ей настолько острую боль, что на какое-то время она совершенно потеряла способность действовать. Оказавшись снаружи, обезумевшая, визжащая Ирина, уже не делая попытки напасть на него, попробовала вырваться, выбраться из оврага. Однако Руслан, воодушевлённый своей маленькой победой, не дал ей такой возможности.

Продолжая крепко удерживать женщину, он изо всех принялся толкать её по направлению к той стороне, где, по его мнению, проходила невидимая граница. На дне оврага было сыро, и он поскользнулся, едва не упал, но умудрился удержать равновесие. Ирина шлёпнулась на землю, но Руслан тут же рывком поднял её, шарахнув спиной о гладкий бок автомобиля. Шустовская захрипела и пнула его ногой по голени.

Боль взорвалась белой яркой вспышкой, но он не разжал рук, только крепче вцепился в Ирину. В слепой надежде спастись она цеплялась за росшие тут и там кустики, но тонкие ветки, ломаясь, оставались у неё в руках, а сама она приближалась к запретной черте.

Откуда у неё энергия, чтобы так яростно сопротивляться? Он был крупным и мускулистым, а она всегда казалось ему хрупкой. Руслан и представить себе не мог, насколько она вынослива и сильна. Сам он был на пределе: к почти невыносимой боли в голове и головокружению прибавилась боль в ушибленной ноге. «Господи, дай мне сил! Больше ни о чём не попрошу тебя, только помоги одолеть…»

Чувствуя, что может грохнуться в предательский обморок или ослабить хватку, он взревел и сгрёб Шустовскую в охапку, как пылко влюблённый. Оторвав Ирину от земли, сделал несколько шагов, пока не споткнулся и не упал. При падении руки его разжались, и она выскользнула из его объятий и вскочила на ноги.

Только это уже не могло её спасти.

Он понял это сразу же, услышав знакомый треск: будто заискрила розетка. Руслан отполз от лежащей подле него Ирины и, не в состоянии отвести взор, смотрел на то, что с ней происходило.

Это было одновременно просто и жутко. И очень быстро. Её прекрасное тело стало оплывать, как тающая свеча. Сам воздух за пределами Каменного Клыка был для неё губителен и, соприкасаясь с ним, Ирина словно окуналась в разъедающую её кислоту и истошно вопила от невыносимой боли. Что-то пожирало её плоть, которая становилась коричневой, отвратительной на вид, и растворялась.

Крики скоро прекратились: её голова исчезла раньше всего остального. «Теперь ей нечем вопить!» – мелькнувшая мысль вызвала у Руслана приступ истерического хохота, и он хрипло закаркал, а потом зашёлся в приступе кашля.

Агония продолжалась. Обезглавленное тело Ирины какое-то время продолжало нелепо дёргаться в жутком подобии танца, размахивать руками, вертеться во все стороны, месить кроссовками рыхлую землю. Руслан, наконец, сумел закрыть глаза, точно зная, что эта картина навеки отпечаталась в его мозгу.

Спустя несколько минут он решился разомкнуть веки, хотя больше всего на свете ему хотелось упасть и провалиться в сон без сновидений. А ещё лучше – потерять сознание.

От Ирины Шустовской осталась лишь небольшая кучка вещей, сиротливо лежащих на грязной мокрой земле. Он кое-как поднялся на ноги и подошёл ближе. Опасливо поворошил одежду носком ботинка. Ничего не произошло.

И в эту секунду раздался слабый голос. Маруся звала его из машины.

Он бросился обратно, позабыв о боли и слабости, и в два прыжка очутился возле автомобиля. Рванул на себя дверцу и увидел её, скорчившуюся на сиденье.

Жена смотрела на него ничего не понимающими, широко раскрытыми глазами. Взгляд был растерянным и жалобным, в нём плескался страх. Он стоял, покачиваясь, тяжело опираясь на многострадальный «Опель», и глядел на Марусю.

Хотелось сказать ей что-то важное, но слова застревали в горле, мешали дышать.

– Что случилось? Мы попали в аварию?

Он молчал. В голове мелькали обрывки фраз и мыслей, которые как кусочки пазла или детали головоломки складываясь в ясную картину.

«Она навсегда останется глупым животным, пока жива Варвара!»

Наверное, любое заклятие, как и гипноз, и кодирование, действует только до тех пор, пока жив тот, кто его наложил. Маруся жива, она очнулась – и это означает, что Варвары больше нет. Как нет и Ирины. И всех остальных про`клятых.