У орудий офицеры торопливо повторили канонирам:

– Ждать приказа. Фитили приготовить!

Суета шквалом пронеслась по кораблю и схлынула, уступив место злому, готовому взорваться бурей покою. По опустевшим палубам прошли пожарные матросы, скатывая водой и без того сырое дерево, громко и зло завопила пронесшаяся над самым кораблем фрагатта. Офицер-артиллерист проводил птицу взглядом и сложил на счастье четыре пальца. Люди молчат, вслушиваясь во все еще далекую канонаду. Скрипят снасти, веселится, заигрывает с волнами шван, да поднимается на горизонте странная гора, давшая имя городу и заливу.

– «Меня видят»! – передал флагами Берлинга. – «Иду в бой».

– Теперь скоро, – Филипп Аларкон улыбнулся раскрасневшемуся Берто, – теперь уже скоро.

Тайна перестала быть тайной. Что чувствуют дриксы, завидев чужие паруса? Ненависть? Страх? Отчаяние? Или жажду боя?

– Капитан Аларкон! – бросает Альмейда. – Поднять штандарты! Пусть видят, кто идет, и зачем! Эномбрэдастрапэ!

– Эномбрэдастрапэ! – Аларкон махнул рукой флагманским музыкантам. – Эномбрэдасоберано!

Это не было ни талигойским гимном, ни молитвой. Из барабанного рокота и медного звона свивалось нечто дикое, неистовое, древнее и беспощадное, как гроза, шквал или смерч. Варварская музыка заставляла колотиться сердце, в висках стучала кровь, перед глазами в бешеном хороводе неслись крылатые огненные призраки, а по фалам ползли вверх два флага. Синий штандарт дома Алва и второе полотнище, алое, расколотое золотой марикьярской[55]молнией.

В залив входил отнюдь не флот Его Величества короля Талига.

3

Юхан Клюгкатер, известный от Ардоры до Ноордшванце как Добряк Юхан, раздраженно расхаживал по корме «Хитрого селезня». Впереди вовсю палили и не думали прекращать, как шкипер и предсказывал. Фрошеры были отнюдь не теми лопухами, над которыми смеялись сухопятые дурни, по чьей милости полетел коту под хвост осенний фрахт и подвис весенний. Клюгкатер был коренным дриксом, чем и гордился, но на сей раз затея Его Величества Готфрида вызывала, мягко говоря, раздражение.

Вдали опять грохнуло: кто-то вовсю бил из тяжелых пушек. Шкипер зевнул и с чувством, с толком, с расстановкой объяснил мачте, что он думает о придурках, которые отбирают у добрых людей корабли и прутся на Излом глядя в такое поганое место, как Хексберг. Случившегося рядом племянника, разинувшего рот от дядюшкиных загибов, Юхан ловко прихватил за ухо, протащил вдоль борта и отправил пополнить флягу. Откуда-то вылез премьер-интендант, поставленный следить за реквизированным «Селезнем», и, пошатываясь, направился к борту. Очухался, морда зеленая!

Этого долговязого вяленого ублюдка селедки и краба Добряк ненавидел всеми фибрами души. Не понимающий ни уха ни рыла в морском деле болван начал с того, что спутал бак с ютом, поналепил на трюмные люки дурацких печатей и, наконец, облевал нагло занятую шкиперскую каюту. Салака тухлая! Клюгкатер был добрым эсператистом и не желал ближним зла, он просто хотел, чтоб крабье отродье поскользнулось на собственной блевотине и разбило свою пустую башку.

– Шкипер, – белесые гляделки уставились на Юхана, – вы готовы к высадке?

– Я-то готов, – рыкнул Юхан, – а вот ваш адмирал – нет, и кошки знают, когда будет.

– Вы сомневаетесь в мужестве моряков Его Величества? – отсутствие качки явно настроило недоноска на верноподданнический лад. – Это весьма предосудительно, шкипер, весьма...

– Я НЕ сомневаюсь, что Бешеный кровушки вам еще попьет, – процедил Клюгкатер, которого чужие делишки занимали лишь в той степени, в какой вредили или помогали его собственным. – Хорошо, если к вечернему приливу успеем, а как – нет?

– Войска Его Величества через два часа будут на берегу, – объявил тупица, – а тот, кто в это не верит, – трус и предатель.

– Я не верю, – лейтенант Лёффер, с десятком солдат охранявший груз и урода-интенданта, был человеком приличным, не то, что начальничек. – Через два часа еще будет отлив, а в отлив только утки высаживаются. Доброго ветра, шкипер.

– И тебе ветра доброго, – откликнулся Добряк. – Пришли послушать, как стреляют?

– Ваша фляга, дядюшка, – дурак племянник радостно протягивал драгоценный напиток, попробуй теперь не угости.

– Весьма кстати, – одобрила интендантская морда, – но я пью только из своего стакана, который мою лично. Юнга...

– Питер! – Тебе нужен твой стакан? Вот сам за ним и иди! – Бери трубу и дуй на шканцы. Мы ждем сигнала к высадке, смотри не пропусти.

Питер, сверкнув лунообразной физиономией, умчался. Следом уполз и поганый интендант, на прощанье одарив шкипера злобным взглядом.

– Зря вы так, – Лёффер с готовностью отхлебнул можжевеловой настойки и вернул украшенное грудастыми рыбохвостками сокровище хозяину, – этот человек злопамятен и имеет связи.

– Я тоже злопамятен, – отрезал Добряк, – он облевал мою берлогу, и я не желаю его больше видеть. Если военные сделают свою работу быстро, я разгружусь и уйду в Ардору. Там можно спокойно жить и не ждать, что тебе изгадят фрахт.

– Пусть все пройдет гладко, – пожелал лейтенант, – а пока мы можем только ждать. Ваше здоровье!

– После вашего! – Если Хексберг возьмут, нужда в чужих лоханках отпадет, по крайней мере до весны, а там ищи рыбу в море. Но если дело затянется? Если заставят возить порох и жранье для осадной армии? М-да, это будут сплошные убытки, что б там любимый кесарь ни обещал.

– Дядюшка! – завопил Питер, тыча трубой в сторону моря. – Идите сюда! Тут такое!..

– Что там у тебя? Кит, что ли?

– Скорей! Ой-ей-ей!

Юхан пожал плечами и с достоинством двинулся на зов. Если весь шум из-за выеденного яйца, второму уху паршивца несдобровать. А это еще что такое?! На соседнем судне, «Могучем битюге» молодого Браунбарда, засуетились и забегали, где-то рядом грохнула пушка, а сбоку на горизонте обозначилось нечто, чего там быть вовсе не должно. Клюгкатер поднес ладонь ко лбу – так и есть, корабли!

В два прыжка шкипер подскочил к Питеру и выхватил трубу. Защити Создатель, линеалы! Паруса до самого горизонта, и прут прямо на его любимую посудину. Своим взяться неоткуда, свои собачатся с Бешеным, значит, чужие! Тот самый Альмейда, который, по словам этих олухов, развлекается на юге. Как же, всю жизнь мечтал!

Флагов было не разглядеть, но флаги нужны тем, у кого на плечах не голова, а задница. От шкиперского рева «Селезень» едва не взлетел. Марсовые встрепанными котами метнулись вверх по вантам, доставаться фрошерам не хотелось никому. Матросы торопливо отвязывали марселя и вязали рифы, мало чем уступая, если уступая, синезадым тупарям[56]!