от плачущего Жако, который осторожно поведал ему о несчастье. Первым же поездом он отправился в Дакс. Он знал, что должен оказать поддержку матери, но сам чувствовал себя разбитым. Восхищение и любовь сына к отцу были велики; его преждевременная кончина казалась жестокой несправедливостью. Всю жизнь Жан-Жак мечтал работать рядом с отцом. Теперь этой мечте не суждено сбыться.

Времени на скорбь не оставалось: нужно было организовать доставку тела в фамильный склеп Картье на кладбище в Версале. Для этого требовалось проехать через оккупированную Францию, пройдя все проверки и бесчувственные расспросы. Жан-Жак, разбитый горем, должен был взять на себя роль главы семьи. Это было путешествие, которое он никогда не забудет – ухаживая за матерью и делая все, чтобы организовать отцу достойные похороны.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Это было ужасное путешествие. Мать в отчаянии, и мне нужно быть сильным для нее, но я был опустошен потерей отца. Вы можете сказать, что я пристрастен, но отец действительно был замечательным человеком, я всегда восхищался им. Я всегда надеялся работать с ним, а вместо этого пришлось перевозить гроб с его телом.

Скорбная весть потрясла всех в Англии, кто знал Жака – от слуг до богатейших клиентов. 17 сентября Беллендже телеграфировал Нелли и Жан-Жаку, чтобы выразить, как «мы все убиты» трагической новостью, и еще два дня спустя, чтобы передать «глубокую боль», которую испытывают все, кто работает в лондонском доме. «Мало о ком можно сказать, что у него не было врагов, – говорила Марго Асквит, леди Оксфорд, – но я не думаю, что у Жака Картье был хоть один враг в мире». 25 сентября в Вестминстерском соборе отслужили заупокойную мессу. На следующий день в The Times появился некролог, написанный леди Оксфорд: «Ювелиры не всегда великие художники, но с господином Жаком Картье дело обстояло иначе. Такие, как он, встречаются даже реже, чем великий художник или дизайнер драгоценностей: он был замечательным другом. Совершенно бескорыстный, вежливый с незнакомцами, веселый, добрый и лучший из послов между Францией, которую он любил, и Англией, которой восхищался».

Пьер узнал о смерти Жака из телеграммы из Виши. 17 сентября он написал Нелли пронзительное письмо, полное «глубочайшей скорби». До последней минуты он надеялся, что брат доберется до Америки и получит «специализированную помощь в спокойной обстановке». Услышав трагическую новость, он был просто ошеломлен. Жак был «уникальным существом доброты, лояльности и преданности», и они с Эльмой хорошо понимали «безмерность» потери Нелли. Он написал, что семья не только думает и молится за нее и детей. Он и Луи «сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе в подготовке будущего детей». Пьер сообщил, что взял на себя смелость сообщить дочерям Жака и Нелли ужасную новость. Вместе с Марион он отправился на Шелтер-Айленд, чтобы повидать старшую дочь – Жако, но она была беременна, и они промолчали. Затем поехали к ее младшей сестре Алисе, которая, увидев лицо дяди, обо всем догадалась. Обещала рассказать Жако сама. Через несколько дней, 17 сентября, в десять часов утра Пьер организовал в соборе Святого Патрика на Пятой авеню поминальную службу для семьи и друзей Жака в Америке.

Луи, находившийся в то время в Нью-Йорке, узнал об этом от Пьера. «Луи воспринял это очень тяжело, волнуюсь, – призналась его жена. – Он убит горем, отсутствие подробностей и огромное расстояние между нами заставляют работать воображение и не дают покоя». Жаки написала Нелли письмо с соболезнованиями от всей семьи на бумаге с грифом «653 Пятая авеню», нью-йоркским адресом Cartier: «От всего сердца Луи, Клода и моего. Я знаю, что вы оба значили друг для друга все эти годы… мне нечего сказать тебе: когда все болит, слова не могут утешить. Но знай: наша самая нежная любовь, мысли и молитвы – с тобой». Благодарная Нелли навсегда сохранила ее письмо: «Жизнь жестка и жестока, и у тебя была своя доля трудностей, но никто не может отнять того, что было у тебя с Жаком. Милая Нелли… позаботься о себе – ради тех, кто любит тебя. Целую, Жаки».

Письма в военное время шли медленно. «Условия так неопределенны, – писал Пьер, – что никогда не знаешь, дойдут ли они вообще». 16 октября 1941 года, через месяц после смерти брата, Пьер снова написал Нелли, спрашивая, получила ли она его письмо с соболезнованиями, и объясняя, что его последние письма Жаку были возвращены непрочитанными. «Я не могу выразить, как мне грустно от того, что Жак был без связи со мной в самое тяжкое время, когда я так хотел, чтобы он знал, что наши мысли были с ним и всеми вами». Будучи прагматиком, он продолжал говорить о завещании Жака, спрашивая, есть ли последняя версия и кто является душеприказчиком брата. Он также интересовался, известно ли ей о соглашении 1930 года между братьями о том, что если один из братьев умрет, у других будет возможность выкупить его акции. На этот раз и он, и Луи подписали письмо своей «дорогой сестре» с «сердечными приветствиями», а также с просьбой, чтобы Нелли в течение трех месяцев передала оставшиеся акции Жака в Cartier S.A. Нелли, не оправившаяся от горя, еще не была готова говорить о делах.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Когда моя мать не ответила на просьбу Пьера о покупке акций, он попросил Луи Коллена в парижском офисе поговорить с ней о передаче. Коллен, который был близок к отцу, посоветовал ей держаться за них, поскольку тот, кто владел этими акциями, обеспечивал равновесие сил в парижском доме.

Вторая трагедия

Через три месяца после смерти Жака Америка вступила в войну. В декабре 1941 года, после нападения Японии на военно-морскую базу в Перл-Харборе на Гавайях, Соединенные Штаты решили, что больше не могут оставаться нейтральными и объявили войну Японии, Германии и Италии. Обрадованный тем, что его приемная страна, наконец, помогает отечеству, Пьер надеялся, что участие Америки изменит ход войны в пользу Франции. Он продолжал щедро жертвовать средства, которые помогут Франции одержать победу, и посещать благотворительные мероприятия в поддержку военных действий

Помимо усиления антигитлеровской коалиции, американское вступление в войну хорошо влияло на экономику. Новый курс Рузвельта смягчил Великую депрессию, но не положил конец кризису. К лету 1940 года более 5 миллионов американцев все еще оставались безработными. Когда Соединенные Штаты вступили в войну, начались перемены, которые привели к «командной экономике». США быстро превратили свою мирную экономику в самого эффективного производителя военных материалов в мире. Безработица резко упала, поскольку предприятия перешли на производство военных припасов и военной техники. Почти 20 процентов населения вступили в армию, а для тех, кто остался, открылись миллионы рабочих мест. И в Дом Cartier восстановление американской экономики вдохнуло некоторый оптимизм. Но, увы, ненадолго: вскоре