печальными выражениями, другие же скалили зубы столь явно, будто через мгновение собирались пожрать человека живьем. Эти деревянные столбы называли сохами или болванами. Дорога между ними обозначала жизнь человеческую, которая представляла радость, печали, испуг, а то и смерть. Сделалось обычаем, что идущие за ворожбой привязывали к этим столбам цветную ленточку или же клочок своей одежды, и эти тряпицы неустанно развевались на ветру, вызывая впечатление, будто деревянные фигуры на столбах живут и даже движутся. На Милку особое впечатление оказывали вкопанные тут и там вырезанные из древесных стволов громадные мужские члены с человеческими лицами. Их залупы выкрашены были алой краской, сами же столбы были желтыми; на них висело множество венков из полевых цветов и цветастых лент; ближе к земле можно было видеть почерневшие полосы и отпечатки женских ладоней, измазанных испорченной месячной кровью. Милка, подобно многим другим женщинам из Гнезда, бесплодным или жаждавших любви, приходила к этим сохам, привязывала к ним ленточки, отмечала их собственной испорченной кровью, чтобы те подарили дитя или же угасили ненасытное желание. Задумывала Милка еще выбраться как-нибудь на Воронью Гору, где, как рассказывали, находилось изображение богини Макоши, называемой Весной, и несколько раз в год, по ночам, при свете костров и факелов женщины совершали здесь таинственные обряды, посвященные любви. Она не знала, как эти обряды выглядят, что делают женщины и девушки на Вороньей Горе, поскольку в самом начале те пили дурманящий напиток. Но точным было то, что задолго перед этими ночами стягивались на Воронью Гору самые разные ворожеи и жерцы, появлялись там и самые удивительные звери, а может и люди переодетые в звериные шкуры, так что можно было там оплодотвориться волком, медведем или быком, из-за чего зачатые там дети обладали силой этих животных. К Макоши ходили и мужчины, возлагая пожертвования жерцам и отдавая богине немного своего семени, чтобы потом их поля и стада, а также жены с наложницами были урожайными и плодовитыми. Только боялась Милка одна идти на Воронью Гору, Хельгунда же, хотя и жадно выслушивала, что там могло ее встретить, поскольку таким же ненасытным было ее лоно, никогда не решилась совершить подобный поход, опасаясь, что там ее узнают и убьют, ибо знала, что для народа она ненавистная княгиня.

…На большом камне у ворот святыни сидел ворожей в белой хламиде, с седой бородой и длинными седыми волосами, на которых была кожаная повязка с кусочком янтаря, подарком от Голуба. Было это нечто вроде Священной Андалы, которую сам князь носил в качестве знака власти.

— Чего вы хотите? — тихо спросил их ворожей.

— Правды, — отвечала Хельгунда, поскольку Милка научила отвечать ей именно так. Хельгунда еще никогда не была в контине, а Милка захаживала туда неоднократно.

Хельгунда подала ворожею жбан с медом, тот поднялся с камня и провел женщин в святыню, где посредине мерцал обложенный камнями очаг. В него не подкладывали дрова, а только древесный уголь, чтобы не было дыма. Зато на жар сыпали сушеные травы, из-за чего святыня изнутри была заполнена ошеломляющим запахом, вызывающим головокружение, а то и потерю памяти.

— На землю, — приказал ворожей.

Когда женщины подчинились, он отодвинул багровую занавеску и показал им стоящую в углу черную деревянную статую со слепыми глазами и глубокими глазницами. Черты лица были едва различимы, поскольку бог был очень старым, истертым дождями и снегами. Тем не менее, Хельгунда почувствовала, что от этой темной фигуры исходит какая-то огромная сила.

— Гляди, — шепнул ворожей Хельгунде.

В огромный серебряный рог, подвешенный на шее фигуры, он влил из жбана принесенный нею сытный мед. Содержимое целого жбана исчезло в этом роге, и на землю не пролилось ни капельки. Неустанно кланяясь богу, ворожей заглянул в рог, затем повернулся к Хельгунде и сказал:

— Все намного хуже, чем ты думала, княгиня…

Он узнал ее, хотя она здесь не была ни разу, хотя пришла сюда переодевшись.

Тогда она спешно вручила ворожею золотой перстень. Тот кивнул, в знак того, что согласен начать ворожбу, затем жестом руки приказал Милке покинуть святилище.

— Сядь, — услыхала Хельгунда шепот ворожея. — Сядь у огня и гляди в него.

Княгиня присела на корточках с другой стороны очага, а хозяин бросил на жар горсть сушеных трав; у Хельгунды даже голова кругом пошла, ей сделалось душно.

— Спрашивай, — услыхала она шепот.

Хельгунда облизала ставшие сухими губы.

— Что случилось с Пепельноволосым?

Жар между камнями неожиданно пригас. Ворожей опять бросил что-то на тлеющие угольки, и огонь снова обрел силу.

— Пестователь дал ему жизнь и свободу…

— Где он? — резко спросила княгиня. — Он обязан вернуться и занять трон.

Жар разгорелся язычками пламени, но потом снова сделался меньше.

— Голуб Пепельноволосый, последний из рода, сделал очень много доброго для ворожеев. Они взяли его под свою опеку, дали еду, одежду.

— Он обязан возвратиться на трон.

— Голуб отдал Пестователю Святую Андалу…

— Сейчас уже Андалу не носят, носят корону. Разве ты не слышал об этом? Власть у того, кто носит корону.

Ворожей молчал. Хельгунда уже не испытывала головокружение от запаха горящих зелий, наоборот, в ней вскипал гнев. Еще сегодня она прикажет Годону или Ящолту перебить ворожеев, а контину сжечь. Триглав — самый могущественный бог. Триглаву она построит здесь священный храм. Три лица и три пары глаз видят дальше и глубже, чем этот слепой бог здесь, в Гнезде.

— Зачем ты пришла? — спросил ворожей.

— За правдой, — высокомерно ответила та.

— Ты услыхала правду, можешь идти.

— Нет. Ведь это не вся правда. Кто такой Пестователь, чего он требует?

— Гляди в огонь, — приказал хозяин.

Он снова бросил горсть трав на раскаленные угли, и вновь Хельгунда испытала чувство духоты. Она напрягла взгляд, что в глазах даже начало двоиться от слез, вызванных дымом. Ей показалось, что ее схватила чья-то ладонь, мягко подняла в воздух и начала постепенно раскачивать. Княгиня чувствовала, как охватывает ее теплое облако, словно сквозь туман видела она чью-то голову, молодую, красивую, с белыми волосами. А потом она неожиданно свалилась в черную пропасть.

— …Приехал на белом коне, в золотом панцире и в белом плаще… — урчал ворожей. — У коня его четыре серебряные подковы, и где ступит он, там останется кусок золота и серебра…

— Что это еще за имя: Пестователь? — выдавила из себя Хельгунда, приходя в сознание, кашляя от запаха зелий.

— Его называют Пестователем, ибо берет он людей в свое пестование, словно мать собственное дитя. Кто спрячется под полой его белого плаща, пускай тысячи злых сил за ним гонятся, все равно в безопасности будет…