произносить слово «младший», он назвался Арадзиро Миурой — Могучим Вторым сыном из рода Миура. Положив указ в предназначенный для этого ларец, он отнес его к Ёритомо. Спустя короткое время ларец вернули Ясусаде. Почувствовав, что он стал необычно тяжелым, Ясусада приподнял крышку; оказалось, что в ларце лежат сто рё золотого песка. Затем Ясусаде предложили подкрепиться в одном из залов храма. Тикаёси, помощник настоятеля храма, наливал ему саке, за трапезой прислуживал придворный пятого ранга. Угощение было обильным, убранство — изысканным.

Сверх того Ясусада получил в дар трех коней. Один был оседлан, и вел этого коня самурай Сукэцунэ, прежде служивший в страже вдовствующей императрицы. Резиденцию Ясусады устроили в старом доме под камышовой кровлей, который заранее поправили и убрали. Там он нашел новые подарки — два длинных ватных стеганых кимоно и десять с короткими рукавами — все в лакированном ящике. Рядом горой громоздились ткани — тысяча хики белой и узорчатой синей…

На другой день Ясусада посетил князя Ёритомо в его усадьбе. Там он увидел два просторных строения для самураев, каждое длиной не меньше шестнадцати кэн, одно здание за воротами, другое внутри ограды. В первом, скрестив ноги, сидели рядами, плечом к плечу, самураи — вассалы Ёритомо. В другом на верхних местах восседали родичи Минамото, а пониже — местная знать. Ясусаде отвели место выше всех господ Минамото. Спустя недолгое время его провели во внутренние покои, выложенные циновками, окаймленными полосой из парчи с черным узором. Примыкающий к покоям открытый помост был устлан циновками, окаймленными парчой пурпурного цвета. Не успел Ясусада усесться, как драгоценная завеса в верхней части зала приподнялась, и Ясусада увидел сидящего перед ним Ёритомо. Он был в коричневом кафтане и высокой лакированной шапке. Голова казалась непомерно большой для короткого туловища. Ликом был он очень красив, и речь звучала изящно.

— Тайра бежали из столицы, устрашенные моей силой, — сказал он. — На их место в столицу вторглись Ёсинака и Юкииэ. Но обоих обуяла гордыня, они слишком много о себе возомнили, потребовали больше, чем заслужили… Мало того, осмелились привередничать, когда им пожаловали земли… Это великая дерзость! Хидэхиру из Осю они назначили правителем земли Муцу, Такаёси Сатакэ — правителем земли Хитати, и теперь и тот и другой не повинуются моим приказаниям. Я хотел бы незамедлительно получить от государя-инока августейший указ об их истреблении!

— Со своей стороны, — отвечал Ясусада, — я был бы счастлив занести свое имя в список ваших вассалов, но, будучи государевым посланцем, обязан сперва вернуться в столицу, а уж оттуда немедленно пришлю вам свое прошение в письменном виде. Мой младший брат, чиновник Государственного совета, тоже хочет просить о том же!

Князь Ёритомо улыбнулся:

— В моем нынешнем положении я и не помышляю о такой чести… Но если вы говорите правду, я этого не забуду!

Ясусада сказал, что хочет сегодня же пуститься в обратный путь, но князь уговорил его погостить еще хотя бы денек и не позволил уехать.

На другой день Ясусада снова побывал у Ёритомо в усадьбе. Князь подарил ему легкий панцирь зеленовато-желтого цвета, меч, украшенный серебром, лук, крытый лаком, и к нему охотничьи стрелы. Вдобавок Ясусада получил тринадцать коней, в том числе трех — под седлами. Сопровождавших Ясусаду вассалов и стражников тоже одарили разнообразной одеждой и даже оседланными конями. Понадобилось тридцать лошадей, чтобы навьючить все эти подарки. Когда же Ясусада покинул Камакуру, то на обратном пути в столицу на каждом постоялом дворе вплоть до местечка Кагами, что в краю Оми, был заготовлен для него рис — ровно по десять коку. И так много было этого риса, что, говорят, путники творили добро, раздавая излишки нищим и странствующим монахам.

6

Кошачьи покои

Возвратившись в столицу, Ясусада проследовал во дворец государя-инока Го-Сиракавы и подробно доложил обо всем, что довелось ему увидеть в Камакуре. Государь-инок остался как нельзя более доволен его рассказом. Вместе с государем радовались все вельможи и царедворцы. Да, князь Ёритомо показал себя и великодушным, и обходительным, зато Ёсинака из Кисо, Левый конюший, ныне охранявший столицу, был вовсе на него не похож — словами не описать грубость его речей и деревенское обхождение! Оно и неудивительно — с двухлетнего возраста и вплоть до тридцати лет жил он в глухом селении Кисо, в горном краю Синано, где же ему было научиться подобающему светскому обхождению?

Как-то раз по какому-то делу навестил его тюнагон Мицутака из усадьбы Нэкома, Кошачьи Покои.

Слуги доложили Кисо:

— Пожаловал вельможа из Кошачьих Покоев, желает побеседовать с господином по какому-то делу!

Кисо громко расхохотался:

— Что такое? Кот пожаловал в гости к человеку?

— Нет, это тюнагон Мицутака, вельможа из Кошачьих Покоев. Очевидно, таково его фамильное имя, по названию его усадьбы! — ответили слуги, и тогда Кисо, сказав: «Пусть войдет!» — вышел навстречу гостю. Но и тут, не умея правильно произнести имя гостя, он сказал:

— Так-так… Значит, прибыл вельможа Кот! Такой гость — большая редкость! Эй, подать сюда угощение!

— Не надо, благодарю вас, я не голоден! — сказал тюнагон, услышав подобное приветствие, но Кисо возразил:

— Да ведь сейчас время обеда, значит обойтись без еды никак невозможно! У меня как раз имеются пресные грибы… Эй, подать сюда, живо! — добавил он, ибо воображал, что всякая свежая пища называется пресной.

Коята Нэнои, вассал Кисо, принес угощение в огромной деревянной посудине с крышкой. Чашка была очень глубокой, тем не менее рис был навален горой до самого верха и полит грибным наваром. Подали и закуску трех сортов. Такое же угощение на таком же низеньком столике поставили и перед Кисо. Он взял палочки и принялся за еду. Но у тюнагона при виде неаппетитной чашки пропало всякое желание даже отведать блюдо.

— Это мои чашки для постной пищи! — пояснил Кисо.

Тогда тюнагон, подумав, что невежливо будет совсем не притронуться к еде, взял палочки и сделал вид, будто ест. Кисо заметил это.

— А господин Кот, видать, малоежка! — сказал он. — Правду говорят, что кошки никогда не съедают все до конца… Да ты ешь, бери вторую чашку!

При таком обороте дел настроение у тюнагона совсем упало, и он удалился, так и не сказав ни слова о том, ради чего приезжал к Кисо.

Услышав, что вельможам высоких рангов не подобает являться ко двору в будничном платье, Кисо впервые в жизни облачился в придворное одеяние, но все, от парадной шапки до шаровар сасинуки, сидело на