К этому добавим, что чехами было захвачено и объявлено их собственностью огромное количество паровозов и свыше 20 тысяч вагонов. Один вагон приходился примерно на двух чехов. Понятно, что такое количество подвижного состава им было необходимо для провоза и хранения взятой с бедной России контрибуции, а никак не для нужд прокормления корпуса и боевой службы.

Нам, русским офицерам, было ясно тогда же, что эти развращенные и ленивые банды необходимо во что бы то ни стало привести в порядок самыми решительными и беспощадными мерами. Но две причины мешали нам осенью 1918 года привести это в исполнение: первая – наши части были тогда еще слишком слабы; кроме того, они должны были одновременно с формированием вести непрерывную боевую службу против большевиков, держать фронт на Уральских горах. Другой причиной было то, что образованная в Уфе под давлением чешских штыков директория была сама настроена так лево, что ее председатель Авксентьев попал даже под подозрение связи с полубольшевиком Черновым; власть директории была призрачна, а кроме того, как правоверные марксисты, они были готовы карать и давить только все правое, национально настроенное. С чехами же у директории были отношения близкие, родственные.

Зато население Сибири и армия ненавидели чехов с каждым днем все сильнее. Прикажи тогда русская власть расправиться с ними, – вся Сибирь пошла бы охотно, как один человек. Вскоре тогда же, в начале ноября произошел такой показательный случай. Военный и морской министр директории адмирал Колчак прибыл особым поездом в Екатеринбург, чтобы лично ознакомиться с нуждами русского боевого фронта. Разнузданные чешские солдаты начали задевать самой площадной бранью чинов конвоя русского военного министра. Чешские офицеры, стоявшие там же, не только не останавливали, но еще подзадоривали. Один из этих «офицеров» направился к вагонам адмирала, вход куда посторонним был воспрещен. Русский часовой хотел остановить чеха-офицера; со стороны последнего последовала отборная ругань, а затем попытка ударить часового. Тогда русский стрелок пустил в ход оружие, – что он обязан был сделать по закону, принятому для всех армий, – и смертельно ранил чеха.

Все иностранцы проявили возмущение этим случаем, но Чехословацкий национальный комитет стал на сторону безобразников, нарушителей порядка – чехов. Застреленному чеху создали парадные похороны, антирусскую демонстрацию. Политиканы из Чехословацкого национального комитета говорили над могилой речи, полные ненависти к России и русским.

Необходимо было все силы обратить на усиление русской военной мощи и на образование такой власти, которая была бы свободна от партийного намордника и хомута, которая понимала бы всю серьезность и ответственность отечественной работы. Ведь Россия должна была не только победить красные банды большевиков, но и построить крепко и основательно, удобно для всех своих народностей здание государства, разрушенное революцией. А тут еще среди этих грандиозных задач болталось это грязное, чуждое России тело, Чехословацкий корпус, который нужно было обязательно скрутить и обезоружить, иначе успех всего дела становился под серьезную угрозу.

* * *

Общественность всех оттенков и партий, кроме крайних марксистов-полубольшевиков, поняла серьезность момента, объединилась вместе и вручила полную власть одному лицу, адмиралу А. В. Колчаку.[42]

Это был крупный русский патриот, человек большого ума и образованности, ученый-путешественник и выдающийся моряк-флотоводец. Личность его вырисовывается исключительно светлой, рыцарски чистой и прямой. Адмирал Колчак любил правду и стремился к справедливости. Он относился также и к Германии и к немецкому народу безо всякой предвзятости, отдавая должное его трудолюбию, таланту к организации и склонности к порядку.

Не погибни адмирал Колчак, преданный чехами, как и его армия, – история России пошла бы по-иному, и Германия разговаривала бы и заключала договоры не с жалкой кучкой интернационального сброда, не с большевиками, а с национальной русской властью. За это-то французы и окрестили адмирала и его ближайших сотрудников германофилами, а чехи стали с самого начала и до конца в явно враждебное отношение.

Адмирал понимал всю недопустимость дальнейшего пребывания чешской солдатни в таком виде в Сибири, но он в то время не имел еще достаточно силы. А кроме того, А. В. Колчак как человек отличался слишком большой добротой, мягким и даже чувствительным сердцем. Его волевой характер, надломленный революцией, был очень вспыльчив, но и сразу отходчив. Адмирал Колчак принял на себя полноту власти как тяжелый подвиг, руководимый лишь чувством самопожертвования во имя долга, чести и спасения отечества.

Переворот произошел в Омске ночью 18 ноября 1918 года совершенно безболезненно. Члены директории были арестованы, а потом высланы из пределов России. Никто в Сибири не поднялся на их защиту. Одни чехи намеревались выступить открыто против провозглашения верховным правителем России адмирала Колчака, – но не посмели. Они только трусливо будировали и ограничились составлением вместе с черновской партией прокламаций с новым призывом населения Сибири к восстанию. Да, когда были посланы из Омска офицеры для ареста Чернова, чтобы поставить последнего перед военно-полевым судом, то чехи скрыли его у себя, а затем помогли бежать в Россию к большевикам.

На наше русское горе, лишь Гайда, бывший в то время начальником Чехословацкой дивизии, открыто выразил адмиралу Колчаку свои симпатии и преданность, предлагая в первый же день свою поддержку. Хитрый чех знал настроение и намерения русского офицерства и солдат и решил провести игру в целях личного выдвижения; как раз в то время между Гайдой и Сыровым начались нелады и соревнование из-за первенства. Адмирал Колчак поверил искренности Гайды и с тех пор отличал хитрого честолюбивого чеха, взяв его даже тем же чином генерала на русскую службу.

Молодое, очень длинное лицо, похожее на маску, почти бесцветные глаза с твердым выражением крупной, хищной воли и две глубокие упрямые складки по бокам большого рта. Форма русского генерала, но без погон, снятых в угоду чешским политиканам. Голос тихий, размеренный, вкрадчивый, однако с упрямыми нотками и с противным чешским акцентом. Короткие, отрывистые фразы. Позирование на героя, на сильную, волевую натуру военачальника, солдата и вождя.