В академии Цы первым делом справился о Цуе, слуге Мина. Садовник, тотчас узнавший обоих вошедших, ненадолго отлучился, а потом вернулся в сопровождении мужчины среднего возраста, который долго вглядывался в незнакомцев из-под своих кустистых бровей. Но когда Цы предъявил ему ключ, недоверие на лице Цуя сменилось искренним беспокойством.

— А что же сам учитель?..

Цы покачал головой. Он признался слуге, что Мин все еще слаб, но скоро силы к нему вернутся, и что учитель поручил ему взять одну книгу из его библиотеки, дабы читать ему вслух до полного его выздоровления. Слуга кивнул и предложил свою помощь, он проводил Цы по указанному пути. Бо тем временем дожидался в саду.

Едва оказавшись в кабинете, Цуй подбежал к стеллажам и вытащил оттуда несколько книг в переплетах, потом показал одну в футляре из черного дерева, закрытом на защелку. Цы все ожидал, что прислужник уйдет, однако это явно не входило в его намерения.

Юноша сжал зубы. Такая неожиданная ситуация, заставлявшая его пересмотреть все свои планы, побуждала действовать стремительно, чтобы Цуй ничего не заподозрил. Толкователь трупов просунул ключ в засов и открыл дверцу, которая вела в крохотное помещение, заполненное до последнего уголка. Цы мысленно выругался: в эту клетушку никак не влезет предмет, который он собирался здесь спрятать. Он попытался хотя бы выиграть время, разглядывая роскошные переплеты из тайника, и тут заметил нечто, завладевшее его вниманием всецело. То была современная рукопись под названием «Инмин цзи» — «Записки о выявлении истины»; судя по почерку, она была написана самим академиком. Цы вытащил томик из тайника, резонно рассудив, что учитель вполне мог просить именно об этой книге. Но как переложить на ее место скипетр на глазах у Цуя?

— Что вы делаете? — изумился слуга.

Цы передал ему скипетр, а еще связку монет.

— Я жизненно нуждаюсь в вашей помощи. Пожалуйста, сделайте это ради Мина.

* * *

После смерти Кана Цы вернулся во дворец с единственной целью — добиться освобождения академика. Бо пошел вместе с ним, чтобы помочь Толкователю трупов справиться с трудностями, однако до обслуживающих Мина санитаров новости о гибели Кана еще не дошли, и все усилия спасателей пропали втуне. Оставшись с Мином наедине, Цы попытался его утешить. Состояние ног академика заметно улучшилось, щеки снова порозовели, так что Мин рассчитывал вскоре снова начать ходить — а там и вновь приступить к своим обязанностям. В ожидании выздоровления старику было все равно — возвращаться в академию или оставаться в этих «гостеприимных» апартаментах. Мин слабо улыбнулся в ответ на ободряющие слова ученика. Но когда Цы поведал учителю о самоубийстве Кана, лицо больного снова побледнело. В голосе Цы ему послышалось что-то такое, от чего академик насторожился.

— Что ты от меня скрываешь? — прямо спросил он.

Цы покосился на стражников. Похоже, они прислушивались к разговору. И юноша отрицательно покачал, головой.

— Ты уверен? — настаивал Мин.

Цы прибег к искуснейшей лжи; Мин успокоился. А вот самому Цы сделалось лишь хуже. Юноша ненавидел ложь, однако в последнее время он, кажется, превратился в злостнейшего из лгунов. Он врал Лазурному Ирису, врал судье Фэну, а теперь вот наврал еще и Мину. На прощание Цы пообещал учителю, что его вскоре вернут в академию. Вот только умолчал, чтобы еще больше не тревожить старца, о том, что взял книгу из его тайника.

Покинув Мина, Цы замотал головой. В такие минуты он не то что не был доволен собой — нет, он себя презирал. Куда бы он ни взглянул, перед ним вставал отец, и все, что Цы виделось в нем неприглядным, теперь относилось к нему самому. Отец оказался обманщиком, а теперь Цы сам обманывал налево и направо. Он превратился в существо без совести, способное ради достижения своих целей отвернуться от правды и с ясными глазами смотреть в другую сторону, не спрашивая, кто виновен, а кто прав. Пропали без толку мудрые уроки Фэна и честные наставления Мина. Юноша подумал о своей погибшей сестренке. Нет, она не могла бы им гордиться.

Призрак девочки вогнал его в тоску. Цы уселся прямо на землю, спрашивая себя, за каким дьяволом ему все это нужно, чего он добивается и в кого желает превратиться. Рассудок требовал позабыть обо всех этих душевных метаниях и воспользоваться шансом, который наверняка больше не представится, но что-то иное, необъяснимое, грызло ему сердце. То была медленная агония, которая, как он понимал, не даст ему покоя, пока он жив.

Цы со злостью пнул придорожный камень. Он даже не знал, сумеет ли позабыть о Лазурном Ирисе. Он все еще помнил тепло ее кожи и печаль ее взгляда. Да, он тосковал по ней. И вдруг словно молния полыхнула у него внутри: да как же он смел не попрощаться с этой женщиной по-человечески?.. Не раздумывая, Цы вскочил и торопливо зашагал к Павильону кувшинок; он даже не пытался понять, что им движет: влечение плоти или же последние остатки достоинства.

Юноша уже подходил к павильону, когда заметил поодаль судью Фэна. Приглядевшись внимательней, Цы понял, что судья руководит разгрузкой своего экипажа, а кругом суетятся с полдюжины слуг, нагруженных тюками и сумками. Завидев ученика, Фэн оставил свое занятие и, улыбаясь, пошел ему навстречу.

— Цы, ты здесь? Ирис мне сказала, ты нас покинул, но я постарался ее убедить, что такого быть не может. — И он горячо, вовсе не церемониальным движением, обнял юношу.

Цы никогда еще не доводилось обнимать человека, которого он предал. Слабые старческие руки ласково хлопали по его спине, а его тошнило от самого себя.

— Вы вернулись раньше намеченного, — ответил Цы, низко опустив голову. Он боялся, что Фэн по румянцу на щеках догадается о его постыдном поступке.

— Мне удалось быстро собрать новый караван. Ну пойдем же! Помоги мне донести все эти подарки. Что я тебе говорил, Ирис! — весело крикнул Фэн в сторону входа. — Цы вернулся!

Поворотившись с сумой на плече, Цы смотрел на нюйши, которая безмолвно возникла в дверном проеме. Юноша робко поздоровался, но она все так же молча ушла в дом.

За обедом Фэн интересовался всем, что произошло в его отсутствие. Судья подметил, что его супруга чем-то озабочена, и поинтересовался причиной, но женщина отнесла свое дурное настроение на счет плохого самочувствия и подложила всем еще по кусочку цыпленка в карамельном соусе. Потом Фэн спросил о событии, о котором судачил уже весь город.

— И что это ему в голову влезло? — изумлялся Фэн. — Я всегда говорил, что в Кане кроется нечто темное, но никогда не предполагал, что он способен на такое. Чем ты теперь займешься, Цы? Ты ведь работал на него…

— Думаю вернуться в академию.

— И каждый день питаться пересушенным рисом? Даже и не мечтай! Ты останешься здесь, с нами. Верно, Ирис?

Женщина ничего не ответила. Она повелела слугам убрать пустые тарелки и попросила прощения за внезапный приступ головной боли. Когда Лазурный Ирис поднялась, чтобы выйти из-за стола, Фэн хотел сопровождать супругу, однако женщина отказалась от помощи и в одиночестве удалилась к себе.