— Этого я никогда не прощу тебе, — говорила она сквозь слезы отцу. — Вы с матерью не позволили мне связать жизнь с Энрико, считая, что он для меня слишком стар. А что происходит сейчас? Ты куда старше, чем он в те годы, а женился на совсем юной девочке…[356]

Впрочем, возможно, Анджела Дидур запретила тогда дочери общаться с Карузо по другой причине. Разница в возрасте супругов — дело обычное в среде творческих людей, особенно актеров и певцов. В качестве примера достаточно привести последний брак русского тенора Дмитрия Смирнова, женившегося незадолго до смерти на семнадцатилетней красавице Нине Голубевой, которая без памяти любила своего мужа, и этому отнюдь не мешала разница в возрасте в сорок (!) лет. Входя вместе с мужем в число наиболее близких друзей Энрико, супруги Дидур, конечно, знали, какой образ жизни вел этот, наверное, самый известный в мире холостяк. Так, спустя много лет после смерти тенора Билли Гуард рассказывал Энрико Карузо-младшему, что его отец в «Метрополитен-опере» имел негласное право выбирать себе женщин из числа балерин, хористок, иногда певиц, и что он пользовался этой привилегией, как феодал, владевший правом первой брачной ночи. В этом отношении тенор имел определенную поддержку в лице Джулио Гатти-Казаццы и, так сказать, друга-«единомышленника» — главного акционера «Метрополитен-оперы», банкира Отто Кана, которого за глаза называли главным развратником Нью-Йорка[357]. Супруги Дидур, разумеется, обо всем этом знали, и меньше всего им хотелось видеть свою дочь в списке «проходных» увлечений их великого друга. И их опасения подтвердились — для Карузо роман с красавицей-полькой стал лишь незначительным эпизодом, о котором не счел нужным упомянуть ни один из биографов тенора, даже его сын.

Как можно было предположить, рано или поздно «вольный» образ жизни должен был утомить Карузо. Его потянуло к тихому семейному очагу.

В конце августа 1918 года едва ли не все газеты мира сообщили сенсационную новость: «Карузо женится на американке!»

Рина Джакетти, брат Джованни и оба сына тенора были в шоке — Энрико даже не посчитал нужным никого из них об этом предупредить!..

История первого и единственного брака Карузо такова. В начале 1918 года, незадолго до того как ему исполнилось сорок пять лет, он познакомился с двадцатипятилетней Дороти Парк Бенджамин. Встреча с ней в корне изменила жизнь великого тенора. Дороти стала предметом его страстного обожания и нежной заботы. Она со всей энергией и мужеством ухаживала за Энрико во время его тяжелейшей болезни и продолжала бороться за его жизнь до последней минуты. Возможно, прояви Дороти чуть раньше те волевые качества, которые раскрылись в ней в последние месяцы ее супружества, не исключено, что Карузо не покинул бы этот мир так рано. Но, увы, воспитание и жизнь девушки до встречи с Энрико меньше всего способствовали проявлению воли и какой бы ни было инициативы.

Дороти происходила из известной в Америке аристократической семьи. Ее дед, Парк Бенджамин, был газетным магнатом и соредактором популярного издания «Нью-Йоркер». В числе его друзей были Эдгар По и Генри Лонгфелло. Отец Дороти, которого также звали Парк Бенджамин, был человеком разносторонним и популярным в своей стране. Он писал научные статьи по медицине, был редактором журнала «Американский ученый», одновременно с этим занимался юриспруденцией и был признанным специалистом по патентному праву. Дороти представила в своих мемуарах отца эдаким мизантропом, холодным и сумасбродным деспотом. Ни одного доброго слова для него она не нашла. Но, как показывают современные исследования[358], это был действительно выдающийся человек.

Родители Дороти стали жить раздельно, когда она была еще девочкой (мать Дороти постоянно болела, и врачи ей предписали жить в сельской местности; там она провела долгие годы, пережив, несмотря на плохое самочувствие, своего мужа). С одиннадцати до пятнадцати лет Дороти воспитывалась в монастыре, где получила довольно приличное образование. Возвращение в отцовский дом стало для нее травмой. По ее воспоминаниям, отец ее непрерывно тиранил: «Презирая обыкновенных людей, он не разрешал никому из моих приятелей приходить в наш дом… Каждый вечер я должна была сидеть с ним в библиотеке. Я была слишком испуганной, чтобы говорить с ним, а с другой стороны, не должна была молчать, чтобы не вызвать нового взрыва ярости. Через год он оказался уже не в состоянии выносить одинокого присутствия моей дрожащей особы и пригласил переехать к нам мисс Б. — гувернантку моей кузины»[359].

Настоящее имя мисс Б. — Анна М. Болки. Именно она стала невольной участницей знакомства Карузо и его будущей жены. Итальянка по происхождению, она мечтала о карьере певицы. Любовь к опере сблизила ее с Парком Бенджамином, и у них установились близкие отношения. Как-то Парка Бенджамина и его приятельницу пригласили на крестины сына некоего вокального педагога, и мисс Болки предложила Дороти составить им компанию, сказав, что сам Карузо согласился стать крестным отцом ребенка.

Карузо увидел Дороти на лестнице, перед входом в квартиру. С первого же взгляда девушка ему очень понравилась — она была довольно полной комплекции — как раз то, что его привлекало в женщинах. Навестив вскоре семью Бенджамина, Карузо понял, что это именно тот вариант, который для него идеально подходит. Дороти была хорошо образованна, не имела никакого отношения к миру музыки, была целомудренна и скромна, происходила из «приличной» и известной семьи. Иначе говоря — то, что он целенаправленно искал. Сама Дороти позднее написала, что в момент их встречи она сразу поняла, что станет его женой. Однако вряд ли стоит доверять этим ее словам: слишком огромной была дистанция между самым знаменитым певцом, с его невероятной популярностью и широчайшим кругом общения, и рядовой американкой, пусть даже из аристократической семьи. Карузо годился ей в отцы, был из совершенно другого мира, ко всему прочему, иностранцем, плохо говорящим по-английски.

Карузо начал навещать семью Парка Бенджамина, приглашал на свои спектакли, вывозил на прогулки Анну Болки и брал с собой — в качестве «прикрытия» (дабы соблюдать приличия), как он объяснял, — Дороти. Итальянка поначалу полагала, что Карузо и в самом деле оказывает именно ей знаки внимания, и это ей невероятно льстило. Ведь одно его слово могло обеспечить неплохую карьеру на оперной сцене, а именно о ней мисс Болки так страстно мечтала. Парк Бенджамин поначалу приревновал свою спутницу к тенору, однако вскоре, как человек проницательный, сообразил, что Анна Болки здесь ни при чем и Энрико таким необычным для американцев образом ухаживает за его дочерью. Открытие порадовало старого юриста — он был слишком привязан к Анне, чтобы так легко с ней расстаться. Ко всему прочему, он ни на минуту не сомневался, что Дороти никогда не позволит себе уступить ухаживаниям Карузо. Однако вскоре Парк Бенджамин был вынужден признать, что ошибся и на этот раз: всего через три месяца после знакомства Карузо сделал Дороти предложение, и та ответила согласием.