А Ева, избитая, но не изнасилованная, добравшись до телевизора, смотрит и плачет от радости за себя и за человечество. На ее груди тихо мерцает бесценный рубин Брунгильды…

– Полная амерехня! – констатировал Свирельников, когда пошли юркие и мелкие, как блохи, титры. – Соцреализм отдыхает.

– Кто отдыхает?

– Ты не поймешь.

– А сколько ему лет? – спросила Светка.

– Кому?

– Машруму… Микки Чурку…

– Наверное, столько же, сколько и мне, – прикинув, ответил Михаил Дмитриевич.

Светка так и подскочила на кровати:

– Ты будешь Микки, Микки, Микки! Согласен?

– Согласен…

…Светка все еще продолжала говорить с матерью по телефону о какой-то чепухе, и Свирельников раздраженно постучал ногтем по циферблату. Тогда она, быстренько простившись, протянула ему трубку. Он посмотрел на нее с неудовольствием, но взял и произнес с утробной вежливостью:

– Здравствуйте, Татьяна Витальевна!

– Добрый вечер, Михаил Дмитриевич, я вас очень прошу: проследите, чтобы Светка не застыла! Ночи уже холодные. Сейчас этого никак нельзя! Понимаете?

– Понимаю…

– Я на вас надеюсь, как на взрослого и серьезного человека!

– Не волнуйтесь! Все будет хорошо!

– А там нет змей?

– Змей? – вздрогнул он.

– Да, я читала, в этом году змей особенно много и у них очень концентрированный яд. Это из-за жары…

– Нет, там, насколько я помню, только ужи.

– Но вы все равно поосторожнее! В грибах-то вы разбираетесь?

– Конечно.

– Хорошо. Но когда вы вернетесь, нам надо серьезно поговорить. О Свете.

– Обязательно. До свидания!

Он положил трубку, взял корзину и потащил Светку, снова устроившуюся у зеркала, к выходу. Пока они ждали лифт, Свирельников спросил раздраженно:

– Зачем ты ей рассказала?

– Нельзя, да?

– Можно, но зачем?

– Ну, ты спросил! У тебя мамы никогда не было?

– Ну и что она?

– Ничего. Как и ты, заверещала, что я еще сама ребенок и что к врачу надо идти как можно быстрее. Она в свое время тянула до последнего, а потом были жуткие осложнения после аборта. Я ей сказала про вакуум. Она обещала узнать. У нее одна знакомая недавно так сделала и вроде довольна!

– Не жалела потом?

– Кто?

– Татьяна Витальевна.

– Жалела, конечно! Брату сейчас было бы двенадцать…

– А если мы не пойдем к врачу? Точнее, пойдем, но к другому…

– К какому?

– К такому, который будет наблюдать за развитием зародыша…

– Не зародыша, а плода.

– Ладно – плода. Будет наблюдать и давать советы, какие пить витамины, какие упражнения делать и так далее…

– Ты серьезно?

– Абсолютно!

– Папочка! – Она бросилась ему на шею.

– Ты только мамочке пока ничего не говори!

– Почему?

– Скажем сразу про все.

– Про все?

– Про все.

– Я тебя правильно поняла?

– А что ты поняла?

– Ну, это когда девушка вся в белом и с цветами. Да?

– Ответ правильный!

– Ура-а-а!

В этот момент двери лифта наконец разъехались. Внутри стоял пенсионер и держал на руках, точно ребенка, маленького серебристого пуделя с темными и грустными, как у правозащитника, глазами. Когда они со своими корзинами втиснулись в узкое полированное пространство, сосед спросил удивленно:

– А что, разве пошли опята?

– Обсыпные! – улыбнулся Свирельников.

Леша, увидев шефа с корзиной, из которой торчали голенища сапог, все понял и, открывая багажник, спросил с плаксивой покорностью:

– Михаил Дмитриевич, я, значит, домой опять не попадаю? Вторую ночь…

– Тсс! – Свирельников приложил палец к губам и кивнул на Светку, уже устроившуюся на переднем сиденье.

– Нет… я хотел… – Водитель даже побледнел от своей оплошности. – Я не в том смысле… Что мне жене сказать?

– Скажи: срочная командировка. Оплата в тройном размере. Если она у тебя такая ревнивая, Нонна выпишет командировочное удостоверение. С печатью.

– Да? Можно? Спасибо! А домой я успею заскочить?

– Зачем?

– Ну, там… зубная щетка…

– Купим. Давай в «Продмаг». Знаешь?

– Знаю…

«Продмагом» назывался новый гипермаркет, построенный возле самой Окружной на месте свалки. Над центральным входом на фоне темного неба сиял составленный из тысяч разноцветных неоновых огоньков гигантский бородатый маг в звездном колпаке и мантии. В руках он держал волшебную палочку, которой через равные промежутки времени взмахивал, создавая из ничего то огромную перетянутую колбасу, то ломоть дырчатого сыра, то остроносого осетра, то курицу, то вазу фруктов, а то множество разнокалиберных бутылок…

– Девочки покупают еду, мальчики – выпивку! – скомандовал Свирельников.

– Есть!

Миновав автоматические стеклянные двери, Светка схватила большую тележку и скрылась меж полок, ломившихся от ярко упакованной жратвы. Михаил Дмитриевич тоже взял продуктовую тачку и покатил ее туда, где располагалось, как ехидно говорила Тоня, «логово зеленого змия». Кстати, то, что тележки напоминают груженые тачки, а покупатели прикованных к ним каторжников, тоже однажды заметила она. Ей часто приходили в голову необычные сравнения, и она спешила поделиться ими со Свирельниковым. Он вдруг представил себе, как Тоня докладывает очередную свою «придумку» Вовико, а тот важно кивает: «Без всяких-яких!»

Тьфу!

Проезжая мимо бескрайнего молочного отдела, Михаил Дмитриевич обратил внимание на старушку, которая держала в руках, разглядывая (и, видимо, уже довольно давно) два почти одинаковых пакета молока – «Веселая Буренка» и «Моя деревня». Ее лицо выражало нерешительность, переходящую в отчаянье.

– «Буренку» берите! – на ходу посоветовал Свирельников, хотя понятия не имел, чем один продукт отличается от другого.

Бабушка в ответ благодарно закивала и взяла сразу несколько «буренок». Жизнь, подумал директор «Сантехуюта», идет, кажется, к тому, что у людей вся энергия сомнений будет уходить не на выбор между добром и злом, между Богом и дьяволом, а на такие вот буридановы терзания между разными упаковками одного и того же съедобного дерьма.

«Надо обязательно с Трубой про это поговорить!» – решил он, подъезжая к «логову зеленого змия», заставленному таким неестественным количеством разнообразных бутылок, что только на одно чтение наклеек ушло бы, наверное, не меньше суток.