– Что ж, – устало возразила она, – ждать осталось не так уж долго.

– Хвала Господу за это!

Она с трудом вынесла его тон, едва сдержавшись, чтобы не вспылить. Он вышел, и она молча посмотрела ему вслед. Переодевшись, он вернулся, швырнул книги на стол и принялся за работу.

«Как бы то ни было, все позади, – подумала она, поздравляя себя с проявленной выдержкой. – Ну, побывал он на этой проклятой вечеринке и скоро о ней позабудет».

Очевидно, Люси не ошиблась, потому что Питер с тех пор ни разу не заговаривал с ней об этом. Но все же, как ни странно, ее не покидала тревога. Было ли виновато в том ее воображение – особая мнительность, в которой обвинял ее сын, – или он сам изменился каким-то не поддающимся объяснению образом? Ей было не по себе, но она не понимала, в чем дело. Неужели эта единственная опрометчивая поездка посеяла в его душе тайное семя смятения? Мысль была нелепая, абсурдная, но она почему-то не выходила у нее из головы. Часто по вечерам Люси, оторвавшись от вязания и поглядывая на сына, замечала, что он отсутствующим взглядом смотрит в пространство. Она обратила внимание, что он стал еще более дотошным в одежде, чаще жаловался на нехватку денег, приносил из благотворительной аптеки лосьон для лица. Однажды Люси, забыв что-то дома, неожиданно вернулась и застала его за столом – Питер что-то неистово писал. Все эти факты ни о чем не говорили, ничего не объясняли. Она понимала, что напрасно ставит себя в глупое положение. К тому же разве она не решила для себя, что никогда не позволит сомнениям омрачить сладость своей любви? Она не станет вредить себе, совершив подобный неверный шаг. Довольно ужасающей ошибки с Фрэнком. Нет-нет, она ни в чем не подозревает Питера.

А потом однажды в конце мая, когда она вошла в контору после обхода, ее приветствовал громкий взрыв смеха. Люси даже остановилась. Однако смех был адресован не ей, никто ее даже не заметил, такое бурное царило веселье. Его источником и средоточием являлся Адам Дэнди, который находился посреди комнаты. Люси, стоя в дверях, невольно улыбнулась. Дэнди, наделенный даром подражания, смешно передразнивал всех и вся, и здесь физические изъяны были только на руку. В тот момент он представлял некую пантомиму, заставляя безудержно хохотать мисс Тинто, да и сам веселился от души. Горделиво подняв голову и галантно согнув в локте руку, переступая своими кривыми ногами, он вел по комнате воображаемую спутницу.

– Так же верно, как то, что я сейчас здесь, – вот таким я его увидел, – воскликнул Дэнди, широко разводя руки. Это было очень смешно, и он сотрясался от смеха. – По Мейденхолл-стрит! «Разрешите, дорогая моя, – говорил он. – Если вам угодно, возьмите меня под руку».

Мисс Тинто готова была вновь рассмеяться, но тут подняла глаза и увидела Люси. У кассирши моментально отвисла челюсть, лицо зарделось от смущения, она резко отвернулась и уставилась в свой гроссбух.

– В чем дело? – спросила Люси, закрывая дверь и входя в комнату.

Она в смятении припомнила, что однажды – довольно давно – подобная пантомима была разыграна для нее Питером.

Мисс Тинто издала горлом какой-то невнятный звук, однако неподражаемый Дэнди, нисколько не смутившись, встретил ситуацию с бравадой.

– Скажите же, – настаивала Люси.

– Ничего особенного тут не было, – заявил Дэнди.

Люси пристально посмотрела на него, и в душу ей закралось неприятное подозрение.

– Это было про меня? – строго спросила она.

– Ничего подобного! – возразил он снова. – Просто немного повеселились!

– Это про меня, – резко сказала она. – Давайте рассказывайте.

Его лицо скривилось.

– Говорю же, не про вас! – воскликнул Дэнди. – Сегодня я случайно увидел вашего паренька – он шел под руку с какой-то девицей. Вот и все! – И он метнулся к своей конторке, с огорченным видом хлопнул своим блокнотом и забормотал какие-то цифры.

Она почувствовала, что мучительно краснеет. С ее губ готовы были сорваться возмущенные слова опровержения. Но она медлила. Допустим… допустим, он прав. Он знал Питера, который время от времени заходил к матери в контору, а еще у Дэнди было острое зрение – да, чертовы любопытные глаза.

– Я бы не стала забивать себе этим голову, – обращаясь к гроссбуху, неожиданно произнесла мисс Тинто. – Любой молодой человек может время от времени валять дурака.

Люси ничего не ответила. Ее сын – и валять дурака! Она кусала губы, чувствуя, как кассирша украдкой смотрит на нее. Люси шагнула к своему столу, в ярости шмякнула на него сумку и принялась за свои записи. В пять часов она ушла, ни с кем не попрощавшись. По пути на Флауэрс-стрит она очень спешила, почти бежала. Сын уже ждал ее дома.

– Наконец-то, Люси! – приветливо воскликнул он. – Умираю от голода.

Глубоко вздохнув, она взглянула на него.

– Где ты был сегодня днем? – выпалила она.

– А что… В чем дело? – От ее тона Питер изменился в лице.

– Где ты был? – более настойчиво повторила она.

– В амбулатории… с амбулаторными больными – где я всегда бываю.

– Куда ты пошел после этого? – горячо допытывалась она.

Он посмотрел на нее как-то странно:

– О-о, перестань, мама. Что ты имеешь в виду?

– Отвечай!

– С кем ты, по-твоему, разговариваешь? – воскликнул он, неожиданно вспыхнув. – Можно подумать, я школьник.

– Отвечай! – тонким голосом вскричала она.

– О-о, ради бога, успокойся!

– Отвечай! – в третий раз приказала она.

– Не сходи с ума! – бросил Питер, он был немного напуган.

Они смотрели друг на друга в напряженном молчании. Сжав побелевшие губы, она чувствовала, что сердце бьется в груди, как птица, попавшая в сеть.

– Днем тебя видели на Мейденхолл-стрит с девушкой – она держала тебя под руку.

Последние слова Люси выпалила второпях, задыхаясь. Это было нелепо.

У него вытянулось лицо.

– Что, если и так? – угрюмо пробурчал он. – Это тебя не касается.

Он этого не отрицает! Она не могла больше сдерживаться.

– Не касается! – яростно повторила она. – О чем, во имя Бога, ты говоришь? Тебе следует заниматься, а ты тратишь время на подобную чепуху. И в кармане у тебя ни гроша!

– Ну и кто в этом виноват?

– Подумать только! – бушевала она. – Чтобы среди бела дня показаться в таком виде! Ты… ты потеряешь свою стипендию, если об этом узнают. Это унизительно! Постыдно!

– Послушай, о чем ты говоришь? – в сердцах воскликнул он. – Перестань меня ругать. Какой вред в том, что я сделал?

– Вред?!

– Да – вред?

Она смотрела на него, кусая дрожащие губы.

– Ты с ума сошел? – гневно вскричала она. – Забываешь о нашем положении здесь, о том, что мы застряли в этом доме? Болтаешься с какой-то легкомысленной девицей с Мейденхолл-стрит, а я надрываюсь, чтобы ты мог учиться! Неужели тебе больше нечем заняться, как только валять дурака?