***

— Прошу тебя, не говори так больше, — вздохнул Финдекано, проходя под руку с супругой вдоль цветущей аллеи. — Мне начинает казаться, что ты в чём-то винишь меня, но я не сделал ничего, за что мне пришлось бы просить прощения!

— Хорошо, Финьо, мой любезный супруг, — в голосе Нарнис звенел колючий холод.

— Что я должен делать?! — с отчаянием выкрикнул Финдекано, и вдруг послышалось ржание коней, стук копыт и громкие голоса.

Туркафинвэ, гордо восседая на белом скакуне, с кривой насмешкой глядел на окруживших его вооруженных луками всадников Второго Дома.

— Подожди меня здесь, — Финдекано оставил жену и поспешил к незваному гостю. — Тьелко! Ты…

— Загони своих псов в будки, — приказным тоном выпалил ухмыляющийся Феаноринг, и лишь глаза выдавали его истинное состояние. — Я приехал не на псарню. Мне нужно увидеть Ириссэ.

— Но тебе нельзя покидать Форменоссэ!

— Правда? И что мне за это будет? Зови мою женщину.

— Вопиющая наглость! — возмутился один из воинов. — Позволь, господин Финдекано, я пристрелю этого подлеца!

— Вперёд! — распахнул на груди алую рубашку со звездой Туркафинвэ.

— Нет! Прекратите это безумие! — закричал Финдекано. — Скажите Ириссэ, что к ней гость.

Нолофинвэ наблюдал за происходящим из окна и решил не вмешиваться. Ему было интересно, чем закончится сюжет о любви, разбившейся о скалы вражды Домов, и, как он ожидал, всё получилось скучно: Ириссэ не вышла, и Туркафинвэ пришлось уехать ни с чем.

— Жаль, — вздохнул Нолофинвэ, — я думал, моя дочь смелее.

***

Свет Древ слился воедино. Кто-то любил это время, кто-то не замечал. Сияние Телпериона и Лаурелин наполняло каждый миг жизни эльфов Амана, было привычным и обыкновенным явлением. И никто не мог даже представить, что это однажды закончится.

Примечание к части Снова вспомнили песню "Под небом голубым" Б.Г.

В путь на Таникветиль

Что есть пламя без угля? Лишь вспышка, что не обожжёт, но и не согреет. Подарит свет на одно мгновение, только вряд ли можно успеть что-то рассмотреть в окружающем мраке. Без угля огонь обречён угаснуть в вечной тьме.

В руки само собой легло письмо. Но на этот раз не от сына. И, к сожалению, не от мужа. Конечно, Феанаро слишком горд, чтобы писать ушедшей от него жене! Нерданель, кутаясь в плотную шаль, злилась, накручивая себя, что высокомерный супруг уже забыл о ней и, может быть, утешается в объятиях другой женщины. Вместе со своим бесстыдником-отцом! Ещё и сыновей в этот разврат втянут!

— Мои мальчики, — с горечью произнесла Нерданель, вспоминая последнее письмо от Нельо. Его безукоризненный почерк мог обмануть кого угодно, но только не мать. Она замечала даже малейшие изменения в написании текста. Нерданель чувствовала — изоляция и жизнь взаперти иссушает сердца её близких, гасит пламя душ, вырывает с кровью крылья.

Фраза «Всё по-прежнему нормально» на самом деле означала совсем иное!

Вспомнив, что в руках письмо не от сына, Нерданель сначала хотела его выбросить. Почерк неаккуратный, размашистый, с вычурными и неуместными закорючками, фразы чересчур пафосные, на первый взгляд даже красивые, а на самом деле — грязь, льющаяся из жалкой душонки продажного поэта. Да как он вообще смеет ей писать?! Он, воспевающий выдуманные достоинства своих второсортных господ! Как у него рука не отсохла писать о красоте супруги изгнанника, когда песни он слагает о незаметной бесцветной Анайрэ, называя её прекраснейшей из эльфиек?! Её не спасает даже венец королевы! Как была пустым местом, так и осталась!

Нерданель выдохнула.

Продажный певец приглашает на праздник. Предлагает пойти вместе. Великая честь!

Супруга Феанаро ещё долго злилась, смотрясь в зеркало, а потом вдруг подумала, что и правда слишком долго не выходила в свет. Может, стоит принять предложение? А что, если узнает Куруфинвэ?! Хм… Да пусть узнает. Пусть! Пусть знает, что мечом надо не в брата тыкать, а применять его в более мирных и приятных целях.

Подумав о пылкой страсти, охватившей Феанаро и её саму века назад, Нерданель улыбнулась. Их животворящий огонь, питающийся от слияния двух сердец и тел, подарил жизнь самым лучшим в Арде мальчикам, и Нерданель безумно скучала по этому бушующему, неукротимому пламени.

— Решено, — сказала она своему отражению в огромном зеркале, — схожу с Акларикветом на праздник, а потом поеду в Форменоссэ. Пусть Феанаро знает, что я всё равно его люблю.

***

Струна лопнула, издав короткий отчаянный стон, и музыка оборвалась. Менестрель с удивлением посмотрел на инструмент, не понимая, как так вышло, ведь сейчас его арфой управляла магия, а не пальцы. Феанаро и Туркафинвэ обернулись на Макалаурэ, и тренировочные шесты опустились.

— Что это значит? — с угрозой в голосе произнес глава семьи, словно обвиняя сына. Менестрель развел руками.

— Что бы это ни было, — беловолосый эльф поддел ногой упавший шест, крутанул в воздухе и схватил за середину, — это не могли заметить только мы. Пойду спрошу, кто что видел.

— Эонвэ скоро вернётся, — осматриваясь, процедил Феанаро, — он точно должен знать, что происходит. Тренировка окончена! Все в крепость!

В этот момент Куруфинвэ уже не думал ни о струне, ни о сыновьях, ни об отце. Сильмарили! Они надёжно спрятаны?! Надо выставить у сокровищницы больше охраны! И самому быть поблизости.

«Плохая идея, — подумал Туркафинвэ, — очень плохая. Если что-то назревает, как раз Форменоссэ и становится самым опасным местом. Нельо должен знать о случившемся. С ним и обсужу!»

***

С портрета смотрели слишком живые глаза. Слишком. Они были прекрасны, но встречаться с картиной взглядом вдруг стало очень страшно.

Финвэ всегда был прекрасным художником и не снискал громкой славы только из-за специфики своих творений, которые почти никто и никогда не видел.

Когда беды одна за другой посыпались на голову, и король, потеряв титул, стал изгнанником, а потом едва не умер внук, Финвэ окончательно замкнулся в себе, и с тех пор рисовал только один единственный образ. Эльф вкладывал в изображения все накопившиеся за