Вот оно, подумал Шеф со спокойствием и отчасти облегчением. Наконец-то передозировка. Я ухожу. Может, и к лучшему.

Но он не ушел, даже не отключился. Медленно сполз на бок, дергаясь и наблюдая, как черный камешек поднимается в красное небо. Он увеличился до размеров шара для боулинга, потом стал таким же большим, как надувной пляжный мяч. Продолжал расширяться, пока не пожрал все красное небо.

Конец света. Может, и к лучшему.

На мгновение решил, что ошибся, потому что появились звезды. Но не того цвета. Розовые. А потом, Господи, они начали падать, оставляя за собой длинные розовые следы.

И тут пришел огонь. Из ревущей топки, словно кто-то открыл крышку потайного люка и вывалил ад на Честерс-Милл.

— Это наша сладость, — пробормотал Шеф. Трубка прижалась к его руке, оставив ожог, который он увидит и почувствует позже. Шеф лежал, подергиваясь, на желтой траве, и в белках глаз отражался огненный закат. — Наша хэллоуинская сладость. Сначала гадость… потом сладость.

Огонь преобразовался в лицо, оранжевую версию кровавых лиц, которые он видел в облаках до того, как начался припадок. Лицо Иисуса. Иисус хмурился, глядя на него.

И говорил. Говорил с ним. Говорил ему, что упавший на город огонь — его вина. Его. Огонь и… и…

— Чистота, — пробормотал он, улегшись на траву. — Нет… очищение.

Теперь Иисус уже не выглядел таким злобным. И Он таял. Почему? Потому что Шеф все понял. Сначала появятся розовые звезды; за ними — очищающий огонь; потом испытание закончится.

А после того как припадок прошел, Шеф соскользнул в сон, первый настоящий сон за недели, а то и месяцы. Проснулся в кромешной темноте — на небе не осталось и намека на красное. Продрог до костей, но одежда не отсырела.

Роса под Куполом не выпадала.

Пока Шеф лицезрел Христа в воспаленном закате, третий член городского управления Андреа Гриннел сидела на диване и пыталась читать. Ее генератор сдох… да и работал ли он вообще? Она не могла вспомнить. Но у нее была новомодная штучка, которая называлась «Майти брайт», подарок Роуз, ее сестры, на последнее Рождество. Раньше она ни разу подсветкой не пользовалась, а теперь поняла, что это очень даже удобно. Закрепляешь клипсой за обложку книги, включаешь — и вперед. Проще простого. Так что со светом проблем не возникало, но со словами творилось что-то неладное. Они ползали по странице, иной раз даже менялись местами, и проза Норы Робертс, обычно кристально ясная, превратилась в какую-то белиберду. Но Андреа продолжала читать, не представляя себе, чем еще можно заняться.

В доме воняло, даже с открытыми окнами. Андреа замучил понос, а вода перестала спускаться. Она проголодалась, но есть не могла. Попробовала съесть сандвич, обычный сандвич с сыром, и ее вырвало через несколько минут после того, как он оказался в желудке. Она едва успела добежать до мусорного ведра. Ее это очень огорчило, потому что она затратила немало усилий, чтобы съесть сандвич. Андреа обильно потела — один раз уже переоделась, вероятно, ей предстояло проделать это вновь, но она не знала, хватит ли сил, — и ее ноги тряслись и подергивались.

Не зря это называется «дать пинка зависимости», подумала она. И я не смогу прийти на экстренное совещание нынешним вечером, если Джим надумает его провести.

С учетом последнего разговора с Большим Джимом и Энди, может, приходить ей и не следовало. Они вновь могли навалиться на нее. Заставить сделать то, чего ей совершенно не хотелось. Лучше ей держаться от них подальше, пока она не избавится от этого… этого…

— Этого дерьма. — Она смахнула влажные от пота волосы с глаз. — Пока это дерьмо в моем организме.

Избавившись от наркотической зависимости, Андреа смогла бы противостоять Джиму Ренни. С этим она припоздала. Но теперь собиралась это сделать, несмотря на боли в спине, несмотря на паршивое самочувствие (но не агонию, как Андреа ожидала, что стало приятным сюрпризом) — оксиконтин она принимать перестала. Расти хотел, чтобы Андреа заменила его метадоном. Метадоном, прости Господи! Героин под псевдонимом!

«Если думаешь, что легко отделаешься, не обольщайся, — сказал он ей. — У тебя будут судороги».

По словам Расти, на снятие физической зависимости уйдет десять дней, если пользоваться его рекомендациями, а она сомневалась, что сможет так долго ждать. С учетом того, что город накрыл этот ужасный Купол. И решила, что заканчивать со своей проблемой надо быстро. Придя к такому выводу, бросила все таблетки, не только метадон, но и несколько последних оксиконтинок, которые нашла в ящике прикроватной тумбочки, в унитаз. Дважды спустила воду, прежде чем бачок перестал наполняться, и теперь сидела, дрожа всем телом и пытаясь убедить себя, что поступила правильно.

Это единственный путь. И самый правильный.

Она попыталась перевернуть страницу, но ее непослушная рука задела «Майти брайт». Устройство для подсветки упало на пол. Луч света теперь бил в потолок. Андреа посмотрела на яркую точку над головой и внезапно почувствовала, что поднимается к ней. Причем быстро. Словно в невидимом лифте. Успела взглянуть вниз и увидела свое тело, еще на диване, беспомощно подрагивающее. Пенящаяся слюна стекала по подбородку. Заметила она и темное влажное пятно, расползающееся по промежности джинсов, подумала: Да… снова придется переодеваться, делать нечего. Если, конечно, я это переживу.

Потом она проскочила потолок, спальню на втором этаже, чердак, заставленный темными коробками и старыми торшерами, вырвалась в ночь. Млечный Путь раскинулся над ней, но не такой, как всегда. Млечный Путь стал розовым.

А потом начал падать.

И Андреа слышала, как где-то — далеко, далеко внизу — кричит оставленное ею тело.

Барби думал, что обсудит случившееся с Пайпер Либби по пути из города, но они по большей части молчали, занятые своими мыслями. И ни один не сказал, хотя мог, что испытал огромное облегчение, когда неестественно кровавый закат наконец-то начал меркнуть.

Один раз Джулия попыталась включить радио, не нашла ничего, кроме оглушающего «Все молились Тебе»,[112]и выключила приемник.

Барби заговорил лишь однажды. После того как они свернули с шоссе номер 119 и поехали по узкой Моттон-роуд, к которой с обеих сторон подступал лес.

— Я поступил правильно?

По мнению Джулии, он много в чем поступил правильно во время стычки в кабинете чифа — в том числе успешно вправил два вывиха, — но она знала, о чем именно говорит Расти.

— Да, это был исключительно неудачный момент для того, чтобы брать власть.

Он согласился, но ощущал усталость, разочарование и полную неготовность к тому, чтобы браться за работу, сущность которой представлял себе все более ясно.