Рейстлин почувствовал внезапный приступ ненависти к этим эльфам, и ненависть эту он испытывал также по отношению к себе, зная, что он стоит рядом с ними, заодно с ними, готовясь тайно и без разрешения проникнуть в чужой дом.

Я должен повернуться и уйти прочь прямо сейчас, подумал он.

Дверь бесшумно открылась. За ней была неподвижная темнота. Рейстлин колебался еще несколько мгновений, затем скользнул внутрь.

Он мог бы придумать себе оправдание. Он зашел слишком далеко, чтобы выйти из игры — темные эльфы не позволили бы ему уйти живым. Он мог бы продолжать делать вид, что совершает это ради Лемюэля, чтобы избавить его от необходимости хранить книги, которые могут быть тяжким грузом на плечах мага.

Теперь, когда Рейстлин был здесь, когда он принял решение, то с презрением отвергал любую из этих возможностей. Он уже испытывал стыд за то преступление, которое совершал, и не было нужды усугублять вину ложью. Он пришел сюда не из–за страха и не по принуждению, он был здесь не во имя верности и дружбы.

Он пришел сюда за магией.

Рейстлин стоял в темноте большой комнаты рядом с эльфами, и его сердце часто билось в волнении и предвкушении награды.

— Люди не видят в темноте, — сказал Лайам на Квалинести. — Нам ни к чему, чтобы он споткнулся обо что–нибудь и сломал себе шею.

— По крайней мере пока мы с ним не закончили, — сказал Миках, мелодично и звонко рассмеявшись, что странным образом контрастировало с его жесткими словами.

— Зажги свет.

Кто–то из эльфов вытащил огниво и зажег свечу, стоявшую на полке. Эльфы подчеркнуто вежливо передали свечку Рейстлину, который так же вежливо принял ее.

— Сюда, — указал Миках на дверной проем.

Рейстлин мог бы обеспечить себя светом, волшебным светом, но решил не говорить об этом эльфам и сохранить энергию. До рассвета ему могли понадобиться все силы.

Четверо вышли из помещения, где располагались товары, и вошли в кухню, которую Рейстлин хорошо запомнил в первое свое посещение лавки. Они прошли через кухню в маленькую кладовую, в которой находились внушительных размеров швабры и метлы. Быстро и бесшумно эльфы отодвинули их все к стенам, расчистив пол.

— Что–то я не вижу книг, — заметил Рейстлин.

— Конечно, не видишь, — буркнул Лайам, с трудом удержавшись от того, чтобы не добавить «дурак». — Я же говорил, они спрятаны в подвале. Люк, ведущий туда, вон под тем столом.

Упомянутый стол был колодой, на которой обычно разделывали мясо. Дубовые доски, из которых она была сколочена, темнели от крови бесчисленных животных, чье мясо здесь когда–либо лежало.

Рейстлина позабавило то, что вид и запах крови вызвал отвращение и ужас у эльфов, которые не моргнув глазом были готовы убить человека, но с негодованием отвергали саму идею отбивных и жаркого. Задержав дыхание, стараясь не дышать тем, что, наверное, казалось им нестерпимым зловонием, Миках и Ренет оттащили колоду к другой стене. Оба торопливо вытерли руки о полотенце, висевшее рядом, когда закончили.

— Мы вернем все на свои места, когда будем уходить, — сказал Лайам. — Этот Лемюэль — рассеян и туповат. Он еще несколько лет не заметит, что книги пропали.

Рейстлину пришлось признать, что это правда. Лемюэль не интересовался ничем, кроме своего сада, и магия, если она не касалась его растений, была ему безразлична. Вряд ли он вообще заглядывал в эти книги, скорее просто повиновался отцовскому приказу держать их спрятанными.

Когда Рейстлин принесет книги в Башню Вайрета, — что он действительно собирался сделать в свое время, открыто признав свою вину — Конклав сообщит Лемюэлю, что книги теперь у них. Рейстлин подумал, что Конклав может счесть нужным наказать его за воровство, но вряд ли наказание будет строгим. Конклав не одобрит того, что эти ценнейшие книги оставались скрытыми все эти годы. Из двух преступлений сокрытие они посчитают худшим.

Рейстлин надеялся, что гнев Конклава падет на отца, если он еще жив, а не на сына.

Миках дернул за ручку люка. Она не поддалась, и эльфы сперва подумали, что люк заперт либо заклятием, либо засовом. Эльфы осмотрели крышку люка, Рейстлин произнес простенькое заклинание, которое должно было определить присутствие магии. Ни засовов, ни заклятия не было обнаружено. Крышку просто заело, главным образом из–за того, что отсыревшее дерево размокло и увеличилось в размерах. Эльфы изо всех сил потянули крышку на себя, и люк открылся.

Из темноты внизу хлынул холодный воздух, холодный и сырой, как воздух склепа. Он принес с собой неприятный запах, от которого эльфы сморщили носы, а Рейстлин закрыл нос и рот рукавом балахона.

Миках и Ренет боязливо поглядывали на Лайама, боясь, что он может приказать им спуститься вниз в страшную темноту. Лайам и сам выглядел нерешительно.

— Что это за вонь? — громко сказал он. — Как будто там кто–то умер. Вряд ли колдовские книги, даже человеческие, могут так пахнуть.

— Я не боюсь вони, — презрительно сказал Рейстлин. — Я пойду вниз и посмотрю, что там.

Миках нахмурился при этих словах; они показались ему оскорблением, хотя и недостаточно серьезным, чтобы спуститься в подвал самому. Эльфы принялись обсуждать проблему на своем языке. Рейстлин слушал, все больше проникаясь неприязнью к высокомерным эльфам. Они даже не посчитали возможным то, что человек может знать и понимать их язык.

Ренет заявлял, что Рейстлин должен спуститься один, потому что книги могут охраняться. Рейстлин был человеком, следовательно, о нем можно было не печалиться. Миках возражал, утверждая, что Рейстлин был магом и мог просто схватить в охапку несколько книг и вместе с ними испариться, уйти путями магии, куда эльфы не могли за ним последовать.

Лайам разрешил их спор. Милостиво позволив Рейстлину идти первым, он встал на верхних ступенях лестницы, подняв лук и натянув тетиву.

— А это что? — спросил Рейстлин, изображая непонимание.

— А это для того, чтобы защитить тебя, — спокойно ответил Лайам. — Я хороший стрелок. И хотя я не говорю на языке магии, я понимаю его немного. Например, если кто–то в подвале вдруг начнет читать заклинание, которое поможет ему исчезнуть и появиться где–то еще, то я узнаю об этом. Вряд ли у него будет время закончить до того как моя стрела пронзит его сердце. Но не стесняйся позвать меня, если будешь в опасности.

— В твоих руках я чувствую себя в полной безопасности, — сказал Рейстлин, кланяясь, чтобы скрыть ехидную усмешку.

Подобрав полы одежд — серых одежд, как он теперь мог видеть, — и высоко держа свечу, он осторожно начал спускаться по ступеням, ведущим во тьму.

Лестница оказалась длинной, длиннее, чем Рейстлин предполагал, и вела глубоко под землю. Ступени были высечены из камня, и каменная же стена поднималась справа от него. Слева ступени были открыты, их не ограждали перила. Он посветил по сторонам, пытаясь различить хоть что–нибудь в темноте подвала, но не увидел ничего. Он продолжил спускаться.