к перилам, унося людей, которые не успели закрыть окна в машинах, в бушующую реку внизу.

— Все, — прорычала Марси.

— Марси, нет, — взмолилась Амелия, вонзая коготки в ее руку. — Доверься мне!

— Я верю, — она смотрела на подругу. — Я верю тебе, когда ты говоришь, что у Боба есть план. Но я не могу больше ждать. На кону не здания и жизни людей. Наш план — заманить СЗД на нашу сторону. Это всегда было сложно, но будет невозможно, если мы позволим разбить ее владения.

— Она права, — казал Ворон.

— Я и не говорила, что она не права, — рявкнула Амелия, глядя на Марси. — Ты права, но это не отменяет факта, что, если мы поспешим, мы не победим, — она сцепила коготки. — Прошу, Марси. Умоляю. Дай Бобу больше времени. Клянусь остатками своего огня, он придет.

Марси стиснула зубы, хмуро глядя на рушащийся город, волна Алгонквин закончила движение. Она все еще пыталась принять решение, когда Широ сказал за ней:

— Вряд ли у нас есть еще время.

Она удивленно подняла голову. Когда она видела его в последний раз, шикигами был слева от нее, управлял кругом. Но, видимо, он отошел, пока они смотрели на разрушения, потому что он вернулся центр вершины горы, стоял у печати с бледным тревожным лицом.

— Мерлин.

Марси тут же оказалась рядом с ним. Мирон присоединился через миг, его глаза расширились в тревоге, он коснулся трещины в поверхности. Ущерб, который когда-то был размером с волосок, теперь пропускал его ноготь.

— Как это произошло?

— Я уже говорил, — сказал Широ. — Это непостоянство, — он посмотрел на Море Магии, которое выглядело как побережье Флориды во время урагана. — Алгонквин и СЗД — очень большие духи. Когда они сражаются, море бушует. Если мы его не успокоим, чинить печать не придется. Все сломается.

И тысяча лет магии обрушится разом на мир.

— Как нам это остановить? — спросила она, повернувшись к Мирону.

— Не знаю, можем ли мы, — нервно сказал он, склонился над камнем, чтобы изучить рассеченные трещиной символы. — Залатать печать Мерлинов — это магический эквивалент скотча на трещине в Плотине Гувера. Теперь Алгонквин и СЗД бьют молотом с другой стороны, — он покачал головой. — Я поражен, что трещина не стала еще больше.

— Нужно их успокоить, — отчаянно сказал Широ. — Даже до того, как печать была повреждена, она не могла выстоять такой удар. Если вы хотите вернуть магию медленно, эта война между богами не может продолжаться.

— Это не может продолжаться, если мы хотим выжить, — каркнул Ворон, сидя у края круга. — Владения СЗД рушатся. Если она падет, нужно заставить Алгонквин избавиться от Безымянного Конца.

— А если она вырвется, Море Магии будет бушевать еще сильнее, — сказал Мирон. Он повернулся к Марси. — Мы не можем больше ждать. Печать на пределе. И со всей водой, которой разбрасывается Алгонквин, мое физическое тело, оставленное в Яме, может быть в серьезной опасности. Я не привязан к духу смерти, как ты. Если я утону, я просто умру, и план Ворона не сработает. Чем дольше мы ждем, тем меньше шанс на успех. Пророк или нет, нужно идти сейчас.

— Тогда это не сработает! — гневно сказала Амелия. — Дело не в шансе. Боб уже видел будущее. Он знает, что произойдет, и мы получим будущее, которое хотим, если будем следовать его указаниям и ждать его сигнала, — она прижала коготь к ладони Марси. — Он придет, — прошептала она. — Жди.

Марси выдохнула. Она знала, что Амелия была права. Идти против совета пророка было очень глупо, но все же…

Она повернулась и прошла к кругу, глядя на то, что осталось от ее города. Волна уже отступала от Подземелья, но ущерб был нанесен огромный, и это была ее вина. Она порвала поводок Мирона и выпустила СЗД, она решила не останавливать магию. Это были ее решения, и хоть она еще верила, что поступила правильно, цена была выше, чем она могла представить. Куда бы она ни смотрела, всюду был хаос и разрушения, и чем дольше они ждали, тем хуже становилось.

Логично было слушаться Амелию и ждать сигнала Боба, но когда ставки были так высоки, разве она могла так рисковать? Стоять и ждать подходящего момента, пока другие страдали из-за ее решений?

Нет.

Марси закрыла глаза. Голос в ее голове был холодным утешением. Но, хоть мнения Призрака могли быть резкими, они были уместными, и она взяла себя в руки и спросила:

— Почему?

Никто не может заставлять других платить за их решения, — сказал ее дух, шагнув к ней. — Но это цена принятия решений в таком деле.

Марси не понимала.

— Но…

Мы — теперь Мерлин, — сказал он. — Что бы ты ни решила, будут последствия. Кто-то пострадает, и это будет твоя вина. Это бремя лидерства, но я не выбрал бы тебя, если бы думал. Что ты не выдержишь.

Он оглянулся на Амелию, глядящую на Марси как маленький красный ястреб.

Мы с драконом выбрали тебя, потому что поверили, что ты примешь верные решения, когда придет время. Не безопасные или простые, а решения, которые приведут нас туда, куда нужно. Мы опустили на тебя это бремя, но ты не должна нести его одна. Мы с тобой, что бы ты ни решила.

Он протянул призрачную руку, закончив. Через миг Марси взяла его за руку, обвила своими дрожащими пальцами его неподвижные и холодные. Ощущалось неправильно и безрассудно принимать такое доверие. Она тянулась выше, чем могла достать, с ночи, как взорвала свой родной дом. Даже сейчас, стоя как Мерлин в Сердце Мира, она едва справлялась. Она не знала, что делала, как собиралась все провернуть без катастрофы, но, несмотря ни на что, она была Мерлином. Даже если Боб тянул за нити, Врата Мерлина открылись для нее. Это должно было считаться.

— Смелость — требование для входа, — прошептала она, сжимая руку духа. Она повернулась к Амелии. — Мы подождем.

Драконша расслабилась, но только она. Все выглядели встревожено, включая саму Марси. Но, когда она открыла рот, чтобы сказать им — и напомнить себе — о тех случаях, когда у Боба получалось невозможное, произошло нечто поразительное.

Позже Марси не смогла сказать, что это было. Не было толчка, вспышки света или волны магии. Было лишь чувство. Странное веселье разлилось в ее разуме, как золотой солнечный свет.

Если бы это была лишь она, Марси списала бы это на радость от принятия решения, но Амелия тоже это ощутила. Едва счастье расцвело в разуме Марси, она подпрыгнула так высоко, что чуть не