Эти слова никогда прежде еще не были так уместны.

25 ноября, 11 часов 28 минут

по восточному поясному времени

Вашингтон

Дункан сидел на высоком табурете, положив рубашку на колени.

Татуировальная игла сверкала молнией над его рукой, там, где трехглавая мышца образовывала упругую подкову. Обжигающая боль казалась вполне уместной, если учесть, какой именно сюжет вводился специальными чернилами в живую плоть.

Это была крошечная комета, которая сверкала огнем, оставляя за собой длинный изогнутый хвост. В этом изображении присутствовали азиатские мотивы, созвучные тому, что было высечено в золоте на озере Байкал: такая же комета висела в небе над китайским императором, предлагавшим крест святому Фоме.

Пещера на острове Ольхон подверглась наплыву археологов и исследователей религии. До сих пор известие о потрясающем открытии не было предано широкой огласке вследствие того, какое огромное количество золота было спрятано там, не считая двенадцати корон царств, покоренных Чингисханом. Дункан не сомневался, что это место со временем станет местом паломничества христиан, почитающих святого Фому, – всех христиан, в том числе и потомков монголов.

«Вигор мог бы этим гордиться», – подумал Дункан.

Своей жертвой монсеньор не только спас мир, но и с новой силой зажег веру в сердцах миллионов.

Прервав работу, Клайд выпрямился и промокнул окровавленной салфеткой свое последние дополнение к живописному полотну, каковым теперь было тело Дункана.

– Вроде бы неплохо.

Повернувшись к зеркалу, Дункан осмотрел пестрые рубцы и вынес свое собственное суждение.

– Просто фантастика!

Клайд смущенно пожал плечами.

– Я получил хороший опыт во время первого раза.

Он махнул на соседний табурет, где сидела Джада.

Та протянула свою руку к руке Дункана, сравнивая покрывающие их рисунки, совершенно одинаковые, – свидетельство совместных приключений. Но только у Джады эта татуировка была первой – первыми мазками по черному холсту.

– Ну, что скажешь? – спросил Дункан.

Джада улыбнулась.

– Потрясающе!

И по тому, как зажглись ее глаза, он понял, что речь идет не только о татуировке.

Украшенные новыми произведениями искусства, молодые люди вышли из здания складов на утреннее солнце. Черный «Мустанг Кобра-Р» сверкал на стоянке отполированной до блеска тенью. Эта мощная машина оставалась символом прошлого, наполненного нечеткими воспоминаниями о младшем брате Билли, радостными и печальными, – но также и символом ответственности.

«Я остался жить, а он умер».

Дункан всегда считал, что должен жить за обоих, за всех своих друзей, чья жизнь оборвалась слишком рано.

Открыв дверь перед Джадой, он уселся за руль. Положив руку на рычаг переключения передач, почувствовал, как по ней скользнули нежные пальцы. Повернувшись, Дункан увидел сияющие глаза Джады, полные обещаний.

Он помнил то, что она говорила ему в горах Монголии про переплетенные вместе судьбы, про то, что смерть означает лишь обрыв жизненного потенциала в одном временном потоке, в то время как другая дверь может оставаться открытой, позволяя сознанию течь вперед в новом направлении.

«Если это так, быть может, я не должен жить за всех остальных…»

Склонившись к своей подруге, Дункан поцеловал ее, признавая в это мгновение, что он, стремясь прожить столько чужих жизней, не находил времени на свою собственную.

– Эта штуковина быстро ездит? – игриво подняв брови, пробормотала Джада, когда их губы наконец разъединились.

Дункан ответил ей своей улыбкой, такой же проказливой. Включив передачу, нажал на педаль газа и рванул с места. Машина понеслась по ярко освещенным улицам. Джаду больше не преследовали призраки прошлого, а наоборот, увлекали вперед обещания будущего.

Ибо в этом мире любому человеку достаточно одной жизни.

16 часов 44 минуты

– Спасибо за то, что подбросил, – сказал Грей, закидывая на плечо сумку с вещами и выбираясь из джипа.

В ответ Ковальски лишь поднял руку. Попыхивая сигарой, великан нагнулся к открытой двери.

– Она была отличным товарищем, – с несвойственной ему серьезностью искренне произнес он. – Мы ее никогда не забудем. Как и ее дядю.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил его Грей, захлопывая дверь.

Погудев на прощание клаксоном, Ковальски рванул в поток машин, едва не зацепив автобус.

Подойдя к своему жилому комплексу, Грей двинулся через газон, припорошенный первым снегом, который придал всему вокруг девственно-чистый, нетронутый вид, скрыв под белым покрывалом все отталкивающие стороны жизни.

Час назад Грей прилетел из Италии с похорон. Вигора отпевали с почестями в соборе Святого Петра. Точно так же Рейчел провожали в последний путь одетые в парадную форму карабинеры. Гроб с ее телом был накрыт государственным флагом, у могилы прогремел траурный салют.

И все же Грей не нашел в этом ни радости, ни успокоения.

Это были его лучшие друзья – и ему будет их очень не хватать.

Он поднялся в свою пустую квартиру. Сейхан все еще оставалась в Гонконге, медленно восстанавливая отношения со своей матерью. Они разыскали жену Чжулона. Беременная женщина содержалась в плену на маленьком островке неподалеку от Гонконга. Боевики Гуань-инь освободили ее, и, по словам Сейхан, она возвратилась в Португалию.

В Макао триада «Дуан чжи» с беспощадной жестокостью заполнила вакуум власти, образовавшийся со смертью Чжулона. Гуань-инь находилась на пути к тому, чтобы стать новым хозяином Макао. Используя свое положение, мать и дочь уже работали над тем, чтобы улучшить жизнь женщин в этой бывшей португальской колонии, во всей Юго-Восточной Азии. Начали они с организованной проституции, установив новые, четкие, более человечные стандарты.

Грей подозревал, что эти усилия направлены в том числе и на разрушение забора, за долгие годы разлуки разделившего мать и дочь. Облегчая ношу других женщин, на чью долю выпали те же испытания, Гуань-инь и Сейхан помогали самим себе. Стараясь сделать светлым настоящее, они заглушали боль своего жестокого прошлого, лучше узнавая друг друга.

Но этим не ограничивались заботы Сейхан. Она взяла на себя задачу помочь беспризорным монгольским детям, этим бездомным мальчишкам и девчонкам, которые провалились в зловонное подземелье города, с трудом ищущим дорогу в новый мир. Грей понимал, что, помогая им, Сейхан спасает того ребенка, каким когда-то была сама.

Приехав в Монголию, Сейхан также справилась о Хайду. Молодая монголка уже выписалась из больницы; рана в животе, полученная от стрелы, зажила. Сейхан нашла свою подругу в родительской юрте, где та обучала молодого сокола, своенравную птицу с золотым оперением и черными глазами.