уедем далеко-далеко… Мы отправимся на родину исполинских слонов (он видел одного такого в Вене![2]) или в Новый свет, где широки каменные дороги к диковинным храмам язычников и их дворцам из золота, а может, мы вернемся в холодную Московию, где имеются друзья, что не откажут в помощи. У Владислава есть золото, мы сможем уплыть туда, куда захотим. Он рассказывал, какой у нас будет дом и моя обсерватория, если на имение таковой у меня возникнет желание. Я сочиняла, как стану встречать его, когда он будет приходить домой. Мы вместе придумывали нашу жизнь, наше будущее, в которое мне так хочется поверить, но… как же сложно это сделать! Дурные предчувствия, коими я не смею делиться и с ним, не оставляют меня. Каждый день и час я гоню прочь свернувшуюся под самым сердцем тревогу, я отказываюсь поддаваться страхам и вымыслам. Я буду верить, что Владислав, дабы покончить с делами и объясниться с женой, оставляет меня в последний раз, а после мы уже не расстанемся. Я буду верить, что все зловещие предзнаменования ошибочны. Я буду верить в наше будущее.

P.S. В Пепельную среду этого лета мне следовало обсыпаться пеплом с головы до ног, утонуть в нём, а не только припорошить по обыкновению волосы. Впрочем, и тогда мои грехи остались бы со мной, мне бы не отпустили прощение. Мной не владеет раскаянье, я готова запятнать вечным позором наш род, я согласна до конца дней своих жить в самом большом грехе с человеком, который перед людьми и Богом останется чужим мужем. Я решила это, и да простит меня когда-нибудь матушка…

Март 16-го числа

Вместо счёта талеров и иных монет, используемых в делах хозяйственных и так любимых паном Анджеем, я отныне прилежно считаю дни. Два месяца весны, три лета и ещё два осени. Как много дней, если в цифрах! В нашу последнюю ночь Владислав снял свой крест, что покачивался до этого пред моими глазами и ловился губами. Он надел его на меня. «Я знаю, что ныне мы стали отступниками, но я верю, что и теперь Он защитит тебя», — произнеся эти слова, Владислав улыбнулся. Он прижал меня к себе, пожалуй, впервые для того, чтобы я не увидела его лица. Я уверена, что в тот миг в его глазах читалась та же тревога, что слышалась и в голосе, пусть он и пытался говорить невозмутимо и с уже такой привычной едва уловимой насмешливостью.

Именно с этой насмешливостью мне сказали не думать из-за того, что отправленный пупетье заказ не пришел до его, Владислава, отъезда. «Дождись меня, Бет. Я вернусь, и ты, подарив свою куклу, раскроешь её секрет», — уже стоя у кареты, он поцеловал мою руку, удержал мои пальцы в своих дольше положенного, и уж совсем непозволительным жестом Владислав коснулся, стирая слёзы, моей щеки. Его слова совпали с птичьим граем, что раздался неожиданно, прозвучал над нашими головами злым смехом, словно опроверг обещание встречи. Нет! Сжимая до отпечатка на ладони его крест, я отказываюсь и на мгновение допустить подобное.

Март 24-го числа

Какой день меня невообразимым образом клонит в сон, уже два раза я пропустила утреннюю трапезу. Не приди Катаржина, и обед был прошёл мимо меня. Впрочем, сокрушаться от сего у меня в отличие от неё совсем не получается. Меня не мучает чувство голода, напротив: вид еды вызывает дурноту, что подступает к самому горлу и заставляет часто дышать. Вчера лишь усилием воли мне удалось скрыть отвращение, которое возникло внутри меня при виде поставленного предо мной зажаренного гуся. От непоправимого и ужасного положения меня спас Ян, он отвлек разговорами и предложил после пройтись. Мы вновь подолгу гуляем, как правило, до самой мельницы и ведем пустые разговоры обо всём на свете.

Все последние дни, что уже сложились в недели, Ян всегда рядом со мной. Он помогает с делами, занимает историями, вытаскивает на длинные прогулки, заверяя, что для здоровья весьма полезно находиться на свежем воздухе. При всём этом он ни словом, ни полусловом ни разу не поинтересовался про наши занятия, которые я совсем забросила и к которым у меня нет никакого интереса. Ныне мой ум совсем не занимают размышления о способах решения очередных непростых задач.

Апрель 2-го числа

Сегодня особенно трудно было встать с кровати и выйти из спальни. Мне думалось, я не смогу совсем, но — право слово! — Катаржина заставит выполнять свои требования любого, даже лежащего на смертном одре. Она выдернула меня из постели, умыла и одела, как несмышлёное дитя, заставила сидеть, дабы сделать прическу, а после буквально потащила во внутренний двор к уже готовой карете. Гора Кутна и костел, где я не появлялась, отговариваясь плохим самочувствием или делами, больше месяца, ждали нас. Да, да и ещё раз да! Я боялась, меня страшил гнев божий, который, казалось, неминуемо обрушится на мою голову при первой же попытке войти в храм Его. Должно быть, я в самом деле ожидала, что Небеса разверзнутся, ударит гром и меня поразит, сжигая, молния ещё на самом пороге. Что ж… мои страхи не оправдались, солнце светило всё так же ярко и даже ни единой тучи не набежало на него, когда мы ступили под портал входа. Всю мессу я простояла в каком-то тумане, я не слышала ни слова, что произносил диакон, лишь повторяла машинально заученные с детства слова за всеми остальными. Я держалась, улыбалась после и общалась с Маргаритой, её матушкой, которая потребовала непременно явиться к ним в ближайшее время. Обещание это пришлось дать, а заодно узнать, что они желают услышать моё мнение о сшитом для свадьбы платье. Оно уже готово, но если я отыщу несоответствия принятой при дворе моде, то его ещё успеют перешить, ибо Маргарита желает стать лучшей и самой красивой невестой королевства. Я верю, что она станет таковой, и сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь ей в этом. Список гостей уже составлен, приглашения написаны, свадьбе быть в середине червеня[3].

Всю дорогу туда и обратно, а также время, проведенное в городе, Катаржина, будто боявшаяся, что я вновь попытаюсь лишиться чувств или сбегу, не отлучалась ни на минуту. Мы зашли с ней в лавку, дабы выбрать пару новых кружев, и купили перья для письма, попутно узнав все сплетни Горы Кутна, что сводились к пьяным дракам и загадочному гостю пана Смишека. Гость этот провел в доме пана всю зиму и ни