А потом я ушла. Не оборачиваясь, чтобы не видеть его лица и обжигающих голубых глаз, которые сейчас смотрели на меня с мукой и отчаянием.

Я знала, как это больно и трудно. Но чем хуже тебе сейчас, Антон, тем лучше и легче будет потом…

Я верю. Я знаю.

В самолёте я пыталась уснуть, но так и не смогла. Меня трясло, когда я думала о предстоящей встрече с Максимом… Что, если он не сможет простить? Если он выгонит меня?

А ещё я думала о том, что мне говорить Лике… Если с Максимом всё было понятно, то как разговаривать с девочкой? Я не знала. И от ужаса и отчаяния у меня темнело в глазах.

Сможет ли она простить меня?

Когда я, получив свой багаж, выходила из терминала, то чуть не уронила сумку, увидев прямо перед собой лицо Мира.

Он был здесь, в белом спортивном костюме, и смотрел на меня с такой шальной радостью в глазах, что я поневоле улыбнулась.

И побежала вперёд. А в следующую секунду уже повисла на его шее, с удовольствием вдыхая аромат скошенной травы и весеннего солнца, которым всегда пахла его кожа.

— Я знал, что ты вернёшься, — сказал Мир с улыбкой в голосе.

— Спасибо тебе за всё.

Он поставил меня на землю, в одну руку взял сумку, а в другую — мою ладонь, и повёл прочь из аэропорта.

Мир сразу повёз меня в издательство. И я не сопротивлялась, понимая, что чем скорее поговорю с Максимом, тем лучше. Тем более, что рабочий день вот-вот начнётся.

В машине я нагло уселась Миру на коленки, от чего он слегка опешил, а потом расслабился и ухмыльнулся, ласково глядя на меня.

— Ты злостный оккупант!

— Ага, — кивнула я. — Соскучилась.

— Прежде чем ты пойдёшь разбираться с Громовым, я хотел тебе кое-что рассказать, — Рашидов чмокнул меня в висок и лукаво прищурился. — Знаешь ли ты, девочка моя, почему именно Максиму предложили должность главного редактора?

— Нет… А это имеет значение?

— Имеет. Понимаешь, Наташа, его позвали по просьбе Ломова. Я это знаю точно, потому что после единственной встречи с Максимом Мишка пришёл ко мне и сказал, что я должен добиться, чтобы именно Громов стал главным редактором. Когда я спросил, почему, он ответил, что вы подходите друг другу. И если он ещё хоть что-то понимает в жизни, то вы будете вместе.

Я смотрела на Мира с изумлением.

— Да, Наташ, я тоже очень удивился. И, чего греха таить, не поверил. Теперь понял, насколько Миша хорошо знал тебя и разбирался в людях.

Я застыла на коленях Рашидова, не в силах осознать… То есть, Максим появился в моей жизни благодаря воле Михаила Юрьевича? Какие причудливые узоры ты плетёшь, судьба…

— А теперь иди, девочка моя. Рабочий день уже начался. Удачи тебе. Позвони мне вечером, пожалуйста.

— Если останусь жива, — кивнула я. Мир рассмеялся.

— Куда ты денешься…

Заходя в издательство, почему-то вспомнилось, как я пришла сюда в первый раз. Как тряслась от страха, поднимаясь по лестнице, как недоумевала, что я вообще здесь делаю — такая маленькая и неопытная.

И теперь я, мудрая и взрослая, чувствовала себя похожим образом. Последние несколько лет меня ни разу не посещало подобное ощущение страха и беспомощности. Отчаяния и надежды. И, конечно же, стыда.

Охранники ничего не сказали, только поздоровались. Хотя, если учесть, что с начала рабочего времени в этом году прошло полторы недели, приказ о моём увольнении должен быть уже подписан, и всем отделам известно, что снежная королева в «Радуге» больше не работает.

Может, Королёв ещё не успел подписать приказ? Подумав так, я поспешила наверх, к кабинету генерального, надеясь перехватить эту бумажку, надеясь, что не придётся потом всем отделам объяснять своё неожиданное воскресение из уволенных.

Судя по реакции Кати, моё появление её ничуть не удивило.

— Привет, Наташ, — она приветливо улыбнулась. — Ты к Сергею Борисовичу?

— Да, — я кивнула.

— Секундочку.

Катя набрала внутренний номер генерального.

— Сергей Борисович, к вам Зотова. Да, конечно, — она положила трубку. — Проходи.

Я кивнула и толкнула дверь в кабинет Королёва.

Сергей Борисович сидел за своим столом и улыбался. И прямо перед ним лежало моё заявление… на котором не было ни единой подписи, кроме подписи Громова.

— Я знал, что ты вернёшься, — повторил Королёв слова Мира, — поэтому и не подписывал твоё заявление.

— Почему вы так думали, Сергей Борисович? — поинтересовалась я, подходя ближе. Королёв хмыкнул.

— Потому что ты не совершаешь настолько глупых поступков, — ответил он, протягивая мне заявление. — За эти пять с половиной лет я успел убедиться в том, насколько ты умная девочка. Поэтому я знал, что ты передумаешь.

Я взяла в руки доказательство собственной глупости. Неровная, нервная подпись Громова красовалась в нижнем правом углу… Бедный Максим.

— Он принёс мне эту бумажку сразу, не сходив к Ивану Фёдоровичу. Я не говорил Громову, что до сих пор не подписал её. Поэтому иди, объясняйся сама. Надеюсь, вы уладите это недоразумение.

Я кивнула и направилась к выходу из кабинета. Уже на пороге меня догнали тихие слова Сергея Борисовича:

— Никогда не видел Максима в таком состоянии…

Я так быстро бежала вниз, в редакцию, что чуть не подвернула ногу. Не видя лиц, не слыша голосов здоровающихся со мной людей…

На пороге нашего со Светочкой кабинета я остановилась, переводя дыхание. Глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в коленках… И вошла внутрь.

Увидев меня, Светочка на миг окаменела. А в следующую секунду сорвалась с места, подбежала ко мне и, сжав своими руками мои плечи, завопила:

— Зотова!! Ты что творишь?!

Я захлопнула дверь и неуверенно спросила:

— В смысле?

— В прямом! — подруга зло сощурилась. — Ты что с мужиком творишь, а?! За эти полторы недели Максим Петрович превратился в свою бледную тень! Разговаривает так, как будто завтра помрёт, на обед не ходит, задерживается допоздна, похудел, в глазах — тоска. Ты обалдела? Нафига ты от него ушла? А уволилась зачем? И самое главное — зачем ты сейчас сюда припёрлась, после всего того, что натворила?

Слышать такие слова от Светочки почему-то было невыносимо.

— Я пришла для того, чтобы попросить прощения. И сказать Максиму, что я люблю его.

В этот момент подруга будто сдулась, как проколотый воздушный шарик. Плечи опустились, из глаз исчезли обида и злоба, и она, вздохнув, произнесла:

— Наконец-то допёрло.

— А что, — я смущённо улыбнулась, — до тебя допёрло раньше?