class="p1">По техническим данным лук вогулов превосходил длинный английский лук. Длина лука вогулов достигала 2,135 м, длина стрелы – от 1,7 м до 2 м, дальность полета стрелы – 350 м.

Рыцарские латы легкой стрелой длинного английского лука пробивались на 70 м, тяжелой – на дистанцию до 150 м. Однако в 1364 г. в бою при Ордуа стрелы английских лучников не пробивали панцирей французских рыцарей. Скорострельность лука была очень высокой. Английский лучник выпускал в минуту 10–12 стрел, а знаменитый в то время генуэзский арбалетчик только четыре стрелы. Лучник мог через тетиву забрасывать лук за спину и вести рукопашный бой. Вертикальное положение лука в бою (у арбалета для стрельбы обязательным являлось горизонтальное положение) позволяло на одном и том же участке построения разместить в два-три раза больше лучников, чем арбалетчиков. В этом заключались тактические преимущества лучников перед арбалетчиками.

Арбалет имел дальность полета тяжелой стрелы до 400 м; на 200 м его стрела пробивала рыцарские латы. Меткость арбалета, имевшего прицельные приспособления по дистанциям, была более высокой. Для натягивания тетивы на арбалете был приспособлен ворот, что облегчало физические усилия арбалетчика по сравнению с лучником, но в то же время снижало скорострельность. Для обслуживания арбалета нужны были два человека. Швейцарцы славились меткой стрельбой из легких арбалетов. Рукопашный бой арбалетчик вести не мог. Большие габариты арбалета не позволяли применять его в строю во избежание потери сомкнутости рядов. Это оружие было более пригодно для обороны крепостей, чем для полевого боя. Следует также отметить трудность обучения стрельбе как из арбалета, так и из лука.

Бои английских лучников в пешем строю послужили толчком к существенным изменениям в тактике английских войск. Начиная с боя при Кресси (1346 г.) английские рыцари также предпочитали сражаться в пешем строю. Стрелки из лука начинали бой и дезорганизовывали ряды врага. Фаланга спешенных рыцарей, расположенная в тылу лучников, ждала атаки противника или удобного момента для наступления. На конях оставалась лишь часть всадников, которая атаками флангов врага в решающий момент оказывала поддержку спешенным рыцарям.

Дельбрюк, разбирая основы возникновения английских лучников, утверждал, что причиной этого была необходимость ведения войны в горах. Эта причина якобы заставила английского короля насаждать и развивать издавна известное, но забытое искусство стрельбы из лука. Немецкий историк игнорировал важнейшую социальную основу возрождения английской пехоты – постепенное исчезновение крепостничества и возникновение класса свободных крестьян в Англии.

Наряду с социальной основой возрождения английской пехоты Энгельс указал также и на причину тактического порядка. «Непрерывные победы англичан во Франции в то время в значительной степени были обусловлены как раз тем, что в войске восстановлен был элемент обороны. Сражения эти по большей части были оборонительными, сочетавшимися с наступательным ударом… С того времени как французы перешли к новой тактике – возможно, что с тех пор как наемные итальянские арбалетчики заняли у них место английских стрелков из лука, – победам англичан был положен конец»[274].

В XIV в. появилась пехота и во Франции. Это были аршеры, или вольные стрелки, которых должны были выставлять общины. В 1368 г. французский король Карл V приказал обучать стрельбе из лука простой народ, поставлявший аршеров. Но дворяне воспрепятствовали вооружению народа и, по существу, сорвали это мероприятие короля. Более вероятной причиной срыва подготовки аршеров Дельбрюк считал недостаток луков и стрел, а также нежелание народа обучаться стрелковому искусству и отсутствие у «милиционных стрелков» прочного военного духа. На самом же деле срыв феодалами этого мероприятия имел классовую основу: крестьянство поддерживало королевскую власть, рассчитывая из ее рук получить раскрепощение.

Подводя итоги вопросу о возрождении пехоты в Западной Европе, Дельбрюк писал, что превосходство городской пехоты не утвердилось и ее победы «остались только эпизодами». «Действительно, всемирно-исторический прогресс пришел только с одного места и одного пункта: со стороны швейцарцев»[275]. Одновременно немецкий историк упомянул турецких янычар и ничего не сказал о русской пехоте, которая не теряла своего боевого значения и в период феодальной раздробленности на Руси.

В XIV в. разложение феодализма в Западной Европе приняло всеобщий характер. Одним из следствий этого процесса было возрождение пехоты. Всемирно-исторический прогресс в этом отношении шел не из одного пункта, а из итальянских и фламандских городов, из швейцарских кантонов, из Англии и даже из Франции. Это был результат развития буржуазных отношений и борьбы королевской власти, опиравшейся на горожан и крестьян, за утверждение абсолютизма. Боеспособность пехоты восстанавливалась не в одном пункте, а всюду, где прокладывали себе дорогу новые общественные отношения.

Французский аршер

Дельбрюк старался доказать «поразительную силу швейцарского воинства» и называл швейцарцев родоначальниками нового военного искусства именно потому, что они представляли собой «небольшой осколок одного из германских племен»[276]. Дальнейшее развитие возникшей в швейцарских горах пехоты, по утверждению немецкого историка, происходило только «на немецкой почве». Этой почвой были ландскнехты – немецкая пехота, обучавшаяся тактическим приемам, созданным швейцарцами.

Утверждение Дельбрюка об единственном родоначальнике пехоты нового времени немецкого происхождения опровергается историческими фактами. Не было и той последовательности и национальной преемственности в развитии пехоты, о которой говорил немецкий историк. Пехота возрождалась всюду, где для этого складывались необходимые социальные условия, в том числе и прежде всего в Северной Италии.

Возрождение пехоты в Западной Европе определило дальнейшее развитие ее тактики. Это было возвращение к тактике древних греков, но на совершенно иных основах. Новая пехота являлась продуктом развивавшихся буржуазных отношений.

«…Через 1700 лет мы вернулись почти что к тактике Александра, с той лишь разницей, что конница Александра была вновь введенным родом войск, который должен был усилить приходившую в упадок тяжелую пехоту, тогда как в данном случае тяжелая пехота, образованная из спешенной конницы, являлась живым доказательством того, что кавалерия приходила в упадок и что для пехоты занималась новая заря»[277]. Войны XIV–XV вв. в Западной Европе полностью подтверждают эти положения.

Первый период в развитии огнестрельного оружия. В XIV в. в Западной Европе появилось огнестрельное оружие, метавшее большие и малые ядра силой пороховых газов. Взрывчатое вещество получали путем механической смеси шести частей селитры, одной части серы и одной части угля. Рецепт пороха в пропорции 6: 1: 1 сообщается в одной западноевропейской рукописи середины XIII в., но практически он был известен задолго до этого. Однако, судя по этой латинской рукописи и ее наименованию («Книга об огнях для опаления врагов»), порохом в это время для стрельбы еще не пользовались.

Бомбарда, мортира и пушка XIV века

Для изготовления первого огнестрельного оружия необходимо было научиться очищать селитру, сделать прочный ствол с затравкой, изобрести ложу и