XI. В третий год кампании Квинту Метеллу Пию удалось захватить Венусию. Три тысячи вооруженных повстанцев были взяты в плен. Некоторые из Венусилов были обвинены в том, что снабжали деньгами и продовольствием мятежников. И хотя они плакали и кричали, что жили в городе чуть ли не заложниками, чуть ли не пленными, глава их клана был предан смерти, а остальные были подвергнуты разным формам наказания: от публичной порки до частичной конфискации имущества. Еще раз скажем: бедные Венусилы, без вины виноватые!

Но можно сказать иначе: когда между двумя большими силами возникает конфликт, а тем более война, хочешь ты этого или не хочешь, ты должен поскорее определиться и принять ту или иную сторону. В противном случае тебе может достаться с обеих сторон.

XII. Считали, что восстание подавлено и война окончена. Но тлели головни, дымились очаги, между руинами вспыхивало пламя. Эзерния, хотя и была окружена римскими войсками, продолжала оставаться очагом самнитской свободы. Захваченная Нола не сдалась и тоже сопротивлялась.

А тут – помнишь? – громко заявила о себе парфянская угроза, и Сулла вынужден был покинуть Италию, отправившись на войну с парфянским царем Митридатом.

Как только он отбыл, в Риме начался политический кризис. К власти сначала пришел Цинна. Затем вернулся из ссылки и прямо-таки воцарился в Риме уже безумный к тому времени Гай Марий.

И вот, чтобы заручиться максимальной народной поддержкой, новые римские власти решили предоставить право римского гражданства всем италийским городам, которые участвовали в восстании, но теперь сложили оружие.

XIII. Больше других обрадовались переменам Венусилы. Они, пострадавшие сначала от восставших, а затем от карателей, вдруг получили нежданно-негаданно римское гражданство, которое на них словно с неба упало. Некоторые из них радостно устремились в близлежащие к Риму города: Тибур и Пренесте; другие остались в Венусии и, возобновив прежние торговые связи, принялись спешно восстанавливать прежнее благосостояние и наживать имущество.

Неполы, которые, как я упоминал, уже несколько лет назад стали римлянами и, оставив родной Неаполь, в Риме обосновались, особенно процвели в эти кровавые и смутные годы: нажились на конфискациях, набили себе карманы на аукционах, еще больше разбогатели на убийствах и зверствах, которые тогда творились повсюду.

Даже мои Гиртулеи, до этого в течение трех лет с оружием в руках громившие римлян, стали теперь римскими гражданами; наслышанный об их отваге и воинском опыте диктатор Марий некоторых из них уговорил вступить в число своих ветеранов. Сотрудничали с новой римской властью не только Гиртул Гиртулей, но и оба его сына: Гней и Луций (Гнол и Лук, по-самнитски); причем последний, как ты, может быть, слышал и знаешь, приходится мне родным прапрадедом.

Тут, в Риме, Луций и Гней (Луций был на несколько лет старше своего брата) познакомились с Квинтом Серторием, и это знакомство определило дальнейшую судьбу трех ветвей нашего клана, клана Гиртулеев.

XIV. Квинт Серторий во всех отношениях был человеком превосходным и замечательным. Не стану тебе его описывать – тебе, который уже в юности великолепно изучил римскую историю. Отмечу лишь те качества Квинта Сертория, которые оказали непосредственно влияние на братьев Гиртулеев.

Во-первых, он был отважным и талантливым римским офицером – одним из самых талантливых и отважных. Во-вторых, в компании Цинны и Мария он оказался, можно сказать, совершенно случайно: он был в личной вражде с Суллой, с того времени, как добивался должности народного трибуна; вражда эта привела его в ряды недовольных, с которыми он по своему характеру не имел ничего общего. Он с самого начал осуждал зверства, творимые безумным Марием, со слезами на глазах умолял консула прекратить кровопролитие, уговаривал Цинну вмешаться; когда Марий внезапно умер, Серторий окружил его бандитов кельтскими войсками и всех их перебил до последнего.

Наконец, наделенный умением трезво оценивать политические события и одаренный поразительной дальновидностью, способностью заглядывать туда, куда обычный человек не может заглянуть и никогда не заглядывает, Серторий не раз предостерегал близких к нему людей, что вынужденное и скоропалительное равенство, учрежденное тогда между римлянами и италиками, ущербное и недолговечное, и когда Сулла вернется из парфянского похода, он почти наверняка восстановит власть аристократии и ей в угоду принужден будет отменить закон Плавта – Папирия, то есть у многих италиков отберет назад полученное ими римское гражданство, и у гордых и мятежных самнитов – в первую очередь.

Так случилось, что Луций и Гней Гиртулеи были близки к Квинту Серторию и видели всё, что он делает, слышали всё, что он говорит. И потому, в отличие от своих сородичей, не тешили себя надеждами и постоянно были настороже.

XV. Что же касается четвертой ветви нашего рода, Телесинов, то, хотя ей тоже могло быть предоставлено римское гражданство, однако большинство Телесинов от этой «подачки», как они говорили, отказались, город Эзернию, в который они переселились из своих местечек и деревень, превратили в военный лагерь и, по-прежнему ненавидя и презирая римлян, тщательно готовились к продолжению борьбы за независимость родного Самния.

XVI. Тут как раз вернулся из похода и высадился в Италии Луций Корнелий Сулла. Римских властителей он объявил узурпаторами и преступниками, тем, кто отступится от них, обещал безусловное помилование, а так называемым «новым гражданам» гарантировал полное сохранение их прав.

Напуганные жизнью и осторожные Венусилы заметались между революционным правительством, которое дало им гражданство, и между Суллой, который велел от этого правительства отказаться.

Продажные Неполы, которые всегда чувствовали, на чьей стороне сила, спешно покинули Рим и скоро оказались в Кампании, куда направлялся со своей армией Луций Корнелий Сулла.

XVII. Ты спросишь: а что Гиртулеи? Гиртулеи, как я уже вспоминал, были при Сертории. Серторий же в римском правительстве оказался явно не у дел: избранных на этот год консулов он критиковал за бездарность, полководцев – за беспечность и неповоротливость. От Сертория решили избавиться, и сначала направили в Этрурию для нового набора войск, а затем с той же целью предписали ехать в Ближнюю Испанию.

Ясно, что братья Гиртулеи отправились вместе с ним. Серторий уговорил их, предвидя, что марианцы обречены на поражение.

Стало быть, Неполы переметнулись к Сулле; Венусилы, как рыбы, ушли на дно. А на борьбу с Суллой выступили многие Гиртулеи и все без исключения Телесины. С самого начала они были обречены. Но ненависть к Риму, желание хотя бы на короткий срок защитить и утвердить свою независимость возобладали над здравым расчетом и чувством самосохранения.

XVIII. События этих кровавых годов тебе известны лучше, чем мне. Поэтому кратко напомню лишь о трагической судьбе теперь, пожалуй, самого знаменитого из Понтиев – Авла Понтия Телесина.

Ты помнишь, армия в семьдесят тысяч человек двинулась на Рим. Она состояла из луканов и самнитов. Так вот, луканами командовал Марк Лампоний, а самнитами предводительствовал Авл Телесин. Именно он, обращаясь к солдатам, заявил: «Чтобы избавиться от волков, которые отняли у Италии ее свободу, надо уничтожить лес, в котором эти злобные хищники водятся!».