Энни выждала, пока пройдут несколько дней, оставшиеся до приезда Эрика, сгорая от желания поскорее рассказать ему все.

В пятницу ее осенила блестящая идея. Она приедет в Малибу и встретит его на пороге, когда он явится домой в субботу утром. Сколько раз в прошлом он умолял ее пожить в его доме, дождаться его приезда со съемок, делить с ним вечера и ночи… Ну что ж, на этот раз Энни исполнит его желание. Но ее сюрприз окажется в миллион раз прекраснее, чем представляет Эрик. Десятки раз повторяла она слова, которые скажет ему. Сначала нужно успокоить Эрика, убедить его, что между ними ничто не изменилось, что ее чувства к нему остались прежними. Только потом она объяснит, что произошло и какое ослепительное счастье он подарил ей.

Может быть, может быть, они будут любить друг друга… до того, как Энни осмелится рассказать ему правду… или потом, когда Эрик поймет, как много значат его тело и его ласки сейчас…

Почти пьяная от печали и радости, певших в душе, Энни нетерпеливо ждала самого главного дня в своей жизни.

Процесс был долгим, полным взлетов и падений. Но для Кристин в нем не было ничего особенного.

Сначала молодой человек в беспомощном отчаянии заплатил столько, сколько требовали шантажисты, – потребность в Кристин была сильнее угрызений совести и страха. И когда она просила еще и еще денег – обычно по нескольку сотен долларов – якобы для того, чтобы помешать Тони послать его родителям единственный оставшийся у него набор фотографий – клиент всегда соглашался.

– Меня он шантажирует больше, чем тебя, – говорила она. – Пытается управлять мной, уничтожить мою репутацию. Если я не сумею остановить Тони – по крайней мере, пока не смогу отыскать защиту от него, нас обоих ждут большие неприятности.

Кристин обсуждала с ним, как лучше пригрозить Тони, как навеки избавиться от него, как нанять профессионалов, чтобы те устранили сутенера… И все это стоило денег.

За год она ухитрилась вытянуть из жертвы двадцать тысяч долларов и считала, что, учитывая обстоятельства, это совсем неплохо. Потом он исчез.

Кристин пыталась звонить ему в офис, но ответа не было. Дома его тоже не оказалось.

Поэтому она выжидала и приказала Тони делать то же самое.

Прошло девять месяцев. Срок, за который женщина вынашивает ребенка. Он вернулся с деньгами в кармане и фантазиями, доведенными до точки кипения. Кристин, удовлетворенная собственным терпением, спокойно начала укреплять паутину, которую успела свить вокруг жертвы.

Через несколько месяцев он исчез из вида, но на этот раз вернулся гораздо быстрее. Всего через восемь недель. Конечно, Кристин знала, что он влюблен в нее! В глазах горела страсть, не утихавшая даже тогда, когда он, одетый в ее белье, мастурбировал перед Кристин и заставлял ее делать то же самое. Хотя мыслями клиент, казалось, был далеко от нее, затерянный в пустыне своих грез; взгляд, устремленный на нее, сказал девушке, какое место она заняла в его душе.

Его финансовые дела, как знала Кристин, пошатнулись, состояние таяло. Он не купил дома, как ожидал отец, все облигации были проданы. Кристин подозревала, что во время долгих отлучек он из кожи лез, лишь бы раздобыть еще денег.

Следующим этапом было убедить его занять деньги у отца. Как только это будет сделано – ценой унижения, которое постарается сгладить Кристин, Тони получит по крайней мере в четыре раза больше прежней суммы. Конечно, клиенту придется придумать, как солгать. Карточные долги, например. Кристин предложит именно это.

Сегодня он позвонил из незнакомого мотеля в Квинзе, где, по собственному признанию, отчаянно пытался достать денег. Она обещала, что поможет ему скрасить тяжелые дни.

Услыхав тихий стук, он открыл дверь. Кристин безмолвно скользнула в комнату, повесила пальто и повернулась к нему. Клиент был в одной рубашке и брюках.

– Ну как ты? – спросила она.

– Прекрасно.

Он казался спокойным, а в глазах было выражение покорности, присущее некоторым клиентам, воля которых была давно сломлена женщинами.

– Выглядишь хорошо, – сказала она, кладя ему руки на бедра и приподнимаясь на цыпочки, чтобы рассмотреть его лицо в тусклом свете. Волосы девушки прохладными волнами спадали на плечи. Узкий корсаж платья льнул к груди. Короткая юбка обнажала стройные ноги почти до бедер. – Конечно, – улыбнулась она. – Ты выглядишь так, словно скучал по мне.

Он уселся на кровать.

– Я имею в виду, – сказала Кристин. – Ты выглядишь так, будто сильно возбужден, извини за выражение.

Молодой человек, казалось, борется с собой.

– Наверное, у тебя какие-нибудь нехорошие мысли в голове насчет меня, – прошептала она, все теснее прижимаясь к нему, медленно шевеля бедрами под облегающим платьем. – Что-то еще более гадкое, чем я думаю?

И неожиданно, тряхнув головой, мужчина встал и пересек комнату. Схватив девушку за плечи, он тихо сказал ей на ухо:

– Не так. Не сегодня. Я хочу, чтобы все было как в самом начале. Пожалуйста. Только сними с себя все. – Он начал целовать ее со страстной нежностью. Растерявшись, она позволила ему раздеть себя. Мужчина расстегнул лифчик, поцеловал в грудь, потом стянул с нее трусики.

Когда Кристин осталась обнаженной, он обнял ее; словно во сне, гладил шелковистую кожу. Инстинктивно поддаваясь его желанию, Кристин коснулась крепкой шеи, волос, возвратила поцелуй – каждое движение было исполнено целомудрия, словно у стыдливой новобрачной.

Она расстегнула его сорочку, взялась за пряжку ремня. Через секунду молния поползла вниз – мужчина стоял перед ней, затаив дыхание, в одной рубашке, сжимая ее плечи; напряженный, пульсирующий пенис, казалось, был готов к прыжку, словно затаившийся хищник.

Кристин зажала этот твердый фаллос между ляжками, нежно поцеловала мужчину в губы, осторожно сняла сорочку. Потом повела к постели, легла сама, притянула его к себе. Они долго целовались. Затем он начал сосать розовые холмики грудей, тереться о живот губами и языком; большие руки стискивали тонкую талию.

Она уже справилась с удивлением, вызванным его странным возвращением к нормальному поведению. Если это еще сильнее привяжет его к ней, пусть так и будет.

Словно умирающий от жажды, он вошел в нее, глубоко, до конца, начал двигаться, медленно, уверенно, гладя ее мощными, упругими толчками. Руки блуждали в волосах, по щекам, яростно вцепляясь в ее бедра и ляжки, насаживая на неутомимый пенис, врезавшийся все глубже.

Выражение лица было отрешенным, задумчивым, почти поэтичным, как в те минуты, когда он умолял ее высечь его. Но глаза глядели в глаза Кристин с почти трагическим доверием и страстью.

Кристин ощутила первые нерешительные конвульсии его экстаза. Руки в последний раз запутались в волосах, прежде чем упасть на подушки возле ее головы. Он застонал, вжимая Кристин в матрац.