Любовь моя останется с тобой!

Но в самый мрачный час ночей,

Когда луны самой не сыщет око

И с минаретов каменных громад

Полночный крик язычника несется,

Сон не смыкает мне очей и

Правды слышу я печальный голос:

«Тобою он утерян навсегда».

Любовь моя! Молю, не забывай меня,

Когда глазам твоим день Англии родной

Отдаст свой милый розовый рассвет

И тем садам, в которых нам когда-то

Весь мир и вечность вся

Принадлежали. Тебе и мне.

Не забывай о той, которой и волна глубокого Босфора

Твердила имя все твое. Как ей его шептали

И листья древа незнакомого беззвучно.

Не забывай о той, что даже в свой последний день

Любила так же.

Хоть долгим горем убито бедное сердце.

Пронзительный звонок телефона на столе библиотекаря нарушил глубокую тишину. Первой заговорила Сьюзен Эйлис:

— Что ж, примите мои поздравления, молодой человек. Находка абсолютно уникальная. Редкостная, скажем так.

Ричард Омар поклонился, благодаря за комплимент.

— Я понял, что это не вся утерянная часть найденного вами письма, — обратился он к Элизабет, — но похоже, ваше предположение оказалось в конце концов верным. История кончилась довольно печально.

— И когда вы меня спрашивали о девочке с мальчиком, вы, оказывается, уже все знали?

— Только в том случае, если стихотворение было написано Селией Лампри. Вы полагаете, что она действительно могла быть его автором, не так ли?

— О, я думаю, да. Даже уверена в этом, хоть предполагаю, что документально это не может быть доказано. И знаете, — тут она обратилась к своей руководительнице, — я склоняюсь к вашему мнению о том, что природа наших предположений о событиях прошлых времен несколько двойственна. Подчас нашего очень ограниченного познания, познания вот на столько, — пальцами она отмерила микроскопическое расстояние, — оказывается достаточно для того, чтобы мы сами задали себе вопрос о том, сколько мы, собственно говоря, не знаем. Что ушло из мира реального навсегда?

И она снова обернулась к экрану.

Ты отделен был…

Железа ржавой дверью…

Какой дверью? Неужели Селия действительно сумела отыскать ту дверь с заржавленными толстыми прутьями, сквозь которые загляделся на обитательниц гарема Томас Даллем? Хотя нет, это, похоже, было в другом месте, она ведь ни словом не упомянула об этой решетке. Элизабет нетерпеливо провела рукой по волосам.

— Похоже на то, что, когда Селия написала эти стихи, она видела Пола в последний раз. Вернее, надеялась увидеть. Что же с нею случилось на самом деле? Кажется, этого мы так никогда и не узнаем.

Доктор Эйлис поняла ее сразу и подхватила мысль:

— Но кто-то же знал. Кто бы ни написал это стихотворение — вполне возможно, что его автором действительно была Селия Лампри, — он с полнейшей точностью знал, что она не вышла на свободу. Вполне вероятно, что послание было написано — а случиться это могло годы спустя после описанных в нем событий — совершенно иным человеком, возможно, даже другой наложницей, но тем, кто знал ее историю и знал саму Селию. И даже больше того, тем, кто любил ее настолько, чтобы записать все и послать письмо Полу Пиндару, назвав его «мой возлюбленный друг».

— Мне кажется, что догадка Ричарда верна. Очень похоже на то, что автором письма оказалась одна из монахинь, бывших на корабле.

— Вы хотите сказать, что они обе остались в живых после кораблекрушения? — Доктор Эйлис вопросительно подняла брови. — Что ж, в конце концов, это вполне вероятно. Но при этом их обеих должны были купить в одно и то же время, возможно, это сделало одно и то же лицо, после чего обе молодые особы, скажем так, были одновременно переправлены в сераль султана. Какова вероятность такого события, как вы считаете?

— Очень мала, конечно, — согласилась печально Элизабет.

— Но разве не с событиями примерно такой степени вероятности мы с вами и имеем дело почти постоянно? — Ричард укладывал свой переносной компьютер в портфель. — С той или иной долей удачи. Везение. Совпадение. Наиболее невероятные, почти невозможные события происходят едва ли не ежесекундно. Например, каковы были шансы на то, что через столько лет отыщется фрагмент чьего-то письма? Или что я обнаружу это стихотворение? Примите во внимание и то, что два года назад подобное открытие не могло бы состояться, ведь данной технологии еще не существовало. Мы бы просто не сумели ничего увидеть!

Они уже собрались оставить читальный зал, когда Элизабет взяла в руки пластиковый конверт и в последний раз взглянула на пергамент.

— Она будто выждала нужный момент. Сама выбрала время появления.

— О чем вы? — Ричард надел пальто и теперь обматывал шею шарфом.

— О Селии. Я понимаю, как смешно и несерьезно это звучит, но, — она оглянулась на руководительницу, — у меня такое чувство, будто это сама Селия отыскала меня, хоть на самом деле произошло прямо противоположное. Не знаю даже, почему мне так кажется, понимаю, как это глупо, в конце концов. Возьмите его. Благодарю, мне он больше не понадобится.

На ступенях лестницы все распрощались. Когда Ричард Омар оставил их, Сьюзен Эйлис восторженно принюхалась к чуть морозному воздуху и воскликнула:

— Смотрите, каким замечательным оказался нынешний денек!

И вправду — небо прояснилось, под лучами солнца ярко сверкал снег.

— Ну, куда теперь? — Она бросила на девушку лукавый взгляд.

— Вы имеете в виду, не собираюсь ли я обратно в Стамбул? — Элизабет смущенно рассмеялась. — Да, видимо, в самом скором времени я туда отправляюсь.

— Вообще-то я говорила о том, куда вы идете сейчас.

— Мы договорились встретиться с Эвой, но чуть попозже. Поскольку мне рано идти к ней, — Элизабет взглянула на часики на запястье, — можно я провожу вас обратно в колледж?

— Буду признательна.

Некоторое время обе женщины шли в молчании.

— Знаете, я все время спрашиваю себя о том, что же, что случилось с Селией на самом деле? — задумчиво проговорила девушка. — И мне кажется, что конец ее истории именно в этом: в том, что я наткнулась на фрагмент пергамента, потом отыскался компендиум. А теперь стихотворение. Вот так, по кусочкам, мы и складываем ее историю.

— Четыре сотни долгих лет не видеть света дня.

— Что? — Элизабет остолбенела от изумления. — Что вы сказали?

— Я сказала: четыре сотни долгих лет не видеть света дня, а что?

— Нет, ничего, конечно. Но именно эти слова только что пришли мне в голову.

Обе женщины остановились и уставились друг на друга.

— Как странно, — хмыкнула доктор Эйлис, окидывая собеседницу недоуменным взглядом. Потом чуть склонила голову набок, будто к чему-то прислушиваясь: — Почему я, собственно, так сказала?