О ДРУГОЙ ПРЕЛЕСТИ

Но послушай, чадо мое, и о другой прелести, чтобы уберечься от нее. Многие монахи трудились над какой-нибудь одной добродетелью и приложили все свои усилия для ее достижения. К примеру, скажем, постились, то есть не употребляли растительного масла, или приготовленного на огне, или другого подобного. И связали свою свободу, веря своему помыслу, будто всё заключено в посте. И, упражняясь в этой добродетели, они советуют и другим, что это единственный путь, и полнота всех добродетелей, и обеспечение душевного спасения, основываясь на том, что столько лет они не ели растительного масла, или приготовленного на огне, или чего-нибудь другого такого.

Мы же говорим, что такой монах стал рабом своевольного поста и считает, что тот, кто не делает так же, не спасется или не на пути к спасению. И мы спрашиваем такого монаха: «О человече Божий! Скажи мне, что ты приобрел за столько лет своего поста? Покажи мне плод твоего многолетнего поста и тогда меня убедишь. О человече! Ты отказываешь другим в милости Божией из-за своего господина — поста. А куда же ты тогда дел беспредельную милость благости Господней? Да и у всех ли людей такое же сложение и телесные силы, как у тебя, что ты требуешь от всех стать подобными тебе? Итак, оттого, что ты не управляешь хорошо тем, что касается тебя, то и куешь ты столько лет обол железа на наковальне поста,

но так ничего и не выковал, ибо нет у тебя рассуждения». А исцеление для такого человека состоит в том, чтобы оставить свой мнимый пост и попросить у духовника совета, как жить.

Другой подобным же образом положился на свое бдение и только о нем и учит. И ведет счет, сколько лет он совершает бдение. А того, кто не делает то же самое, он принимает за бредущего во тьме. Но и таковой пусть оставит свое бдение и следует за духовным наставником.

Иной уповает на свои слезы и учит других, что их можно приобрести человеческими силами, говоря, что горе тому, кто не плачет! И думает, что раз плачет, то в этом уже совершенство. А лекарство для такого — познать, что слезы должны сопровождаться смирением, и не думать, что он исполняет некое Божие дело и что Господь должен ему благодать. И опять же: даже если он хорошо плачет, пусть знает, что трудится он только над одной добродетелью, а недостает ему еще девяноста девяти.

Иной уповает на свою молитву и наставляет других, что, мол, если ты это делаешь, то удержишь свой ум. И это, подобно другим, он считает находкой своего разума.

Другой, опять же, уповает на свое безмолвие, как будто в нем заключено всё совершенство. И полагает, что если кто захочет, то сможет безмолвствовать.

Да что говорить! Есть люди, которые надеются просто на число лет, в течение которых они носят монашеское облачение, и этими годами хвалятся.

Итак, мы обо всех этих добродетелях говорим: не сомневаемся, что они — средства, без которых мы не можем прийти в совершенство. И нам необходимо даже до крови трудиться над всеми ними и над другими, о которых мы здесь не упомянули.

Ибо, [на самом деле,] безмолвие — это единственное средство, которое содействует достижению всех добродетелей.

Однако мы говорим: никто не может выдержать его тяготу сознательно и рассудительно, если Господь не пошлет как дар и милость благодать безмолвия. Таким образом, безмолвствующий должен знать, что безмолвие — это дар Божий, и должен благодарить Бога.

Подобным образом мы говорим и о том, кто молится. Апостол говорит, что никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым[458]. Итак, как же ты говоришь, что молишься чисто и удерживаешь невоздержанный ум нерассеянным, и учишь, что если человек себя понудит, то сможет удерживать ум и молиться чисто? Так вот, мы говорим, что молитва — это единственное средство, которое содействует очищению разума, и без нее мы не можем жить духовно. Однако никто не может удерживать ум и молиться чисто, если не придет благодать божественного и духовного ведения или если не придет вышеестественным образом некий благой и божественный помысл или другое действие Божественной благодати. Отсюда подвижник должен знать, что не сам он удерживает ум, а Божественная благодать, и по мере Божественной благодати он молится чисто. И пусть знает таковой, что это не от него, а от Бога. И пусть благодарит Бога. И пусть учит других, что мы должны действовать теми способами, которые в наших силах, показывая Богу наше намерение и желание молиться чисто. Но от Бога зависит, придет ли это.

Также мы говорим и тому, у кого есть слезы, что слезы — это единственное оружие против бесов и баня очищения грехов, если они источаются с ведением. Однако они не от самого человека. Но он, понуждая себя, показывает намерение воли плакать. А придут ли к нам слезы, зависит от Возводящего облаки от последних земли[459]. И пусть такого научит опыт,

что он плачет не тогда, когда хочет сам, но когда хочет Бог. И пусть благодарит подателя Бога. А не имеющих слез пусть не осуждает, ибо Бог не дает всем одно и то же.

Также мы говорим и о бдении, что оно содействует очищению ума, если совершается с ведением и рассуждением. Однако, если не поможет Господь, от него не происходит плода. Так что способный бдеть должен просить у Бога ведения и управлять собой с рассуждением, ибо без Божией помощи он остается бесплодным.

Также и пост, и всё другое, если хорошо управляется, — это добродетели, исполняя которые в поте лица, мы, с одной стороны, показываем наше намерение Богу, а с другой — противоборствуем страстным похотениям. Ибо, если мы не понудим себя к этим добродетелям, непременно будем совершать грехи. Это — чистая правда, это нам, людям, свойственно.

Посмотри на земледельца: он вскапывает землю, очищает, сеет семя и ожидает милости Божией. И если не