Клоридия уткнулась головой в мою грудь и вздохнула.

– Теперь распутай волосы на затылке, только смотри не причини мне боли: там прядки особенно запутанны, потому как более тонки.

Для моего удобства, она предложила мне устроиться перед нею на ее высокой постели и положила мне голову на колени лицом вниз, обнажив шею. Все еще сконфуженный и оглушенный всем происходящим, я почувствовал в паху тепло ее дыхания, и пока разбирал ее прядки на затылке, в голове моей образовалась совершенная пустота.

– Я тебе еще не изложила, как пользоваться лозой, – снова заговорила она, устраиваясь поудобнее. – Так вот, в природе существует лишь один механизм решения для всех видов поставленных ею перед собой задач, им-то и объясняется действие лозы. Прежде всего следует обмакнуть кончик во что-либо имеющее влажную и теплую консистенцию (напоминающую консистенцию крови или иных мокрот), имеющую отношение к тому, что ищешь. Порой гораздо более действенным оказывается прикосновение. Надлежит взять ее двумя пальцами и приложить к себе на уровне своего живота. Допускается также утвердить ее в равновесии на тыльной стороне руки, но, на мой взгляд, это не столь результативно. Затем не спеша, по наитию двигать ею то взад, то вперед, то вверх, то вниз в направлении искомого предмета до тех пор, пока ее ствол не оживет и не привстанет, что доказывает, что выбранное тобой направление верно. У нее тот же принцип действия, что и у стрелки компаса: она испытывает притяжение со стороны магнита и отвечает на него. Ни в коем случае нельзя торопиться, иначе нарушится поток испарений и токов, идущих от места нахождения искомого предмета. Именно эти испарения и токи пропитывают ствол и удерживают его в приподнятом состоянии и в нужном направлении. Время от времени не мешает подержаться за то место, где лоза раздваивается, но не сжимая его и так, чтобы тыльная сторона руки была обращена к земле, а сам ствол постоянно направлен вперед. Тебе также неплохо бы знать, что не все руки тут сгодятся и что необходим особый дар и искусство. Ничего не произойдет, если от рук исходят грубые, едкие и излишне обильные выделения, перебивающие потоки испарений и токов. Бывает, она отказывается действовать и в излишне опытных руках, не раз с успехом применявших на практике свое искусство. Разумеется, со мной такого не случается. Правда, иной раз некое постороннее влияние воздействует на телесную конституцию того, кому приходится держать ее в руках, и заставляет более интенсивно бродить кровь, излишне ферментируя ее. Нечто – через питание либо дыхание – может насытить его едкими и кислыми веществами. Так, например, слишком тяжелый труд, ночные бдения, многочасовое учение способны привести к выделению из пор едких и грубых частиц, которые попадают в ствол и стопорят движение поднимающихся по нему токов. Как при испарении воды с листьев растений: вода беспрепятственно поднимается по сосудам стебля и ничто не должно этому мешать. При этом словно в микроскоп позволено видеть то, что обычно невидимо. Если б ты только лицезрел это зрелище, когда наконец…

Тут раздался стук в дверь, не дав Клоридии договорить.

– Мне показалось, кто-то кричал. Все ли в порядке? – запыхавшись, спросил из-за двери лекарь, видимо, взбежавший по лестнице.

– Не стоит беспокоиться. Наш бедный друг поранился, помогая мне, но это не более чем царапина. Шлю вам свой привет, сударь, и спасибо, – смеясь, отвечала Клоридия.

Оказывается, острый приступ наслаждения исторг из меня крик. И теперь, обессиленный, я лежал, распростершись на постели Клоридии.

Не помню, как и когда покинул я ее комнату, помню только ее улыбку и нежный шлепок по голове, которым она наградила меня, прежде чем закрыть дверь.

Во власти разноречивых чувств я с быстротой молнии прошмыгнул в свою комнату. Не мог же я в самом деле подвергать себя риску быть застигнутым Кристофано в столь непристойном виде. Денек выдался теплый, и я как-то незаметно для себя, так и не успев поменять портки, уснул.

Что-то около часа спустя я очнулся от сморившего меня сна и тотчас отправился к аббату Мелани узнать, не требуется ли ему чего. Сказать по правде, мне не давало покоя его исполненное печали пение, хотелось помочь ему справиться с охватившей его тоской. Однако на сей раз я застал его в веселом расположении духа.

На обожаемую грудь

Довольно лишь взгляда,

Довольно лишь взгляда!..

– вместо приветствия прощебетал он.

Я непонимающе воззрился на него.

– Мне показалось, я слышал утром твой… гм… крик. Ты перепугал Кристофано. Заслыша твой голос, мы с ним бросились к двери Клоридии в ее башенке…

– О, только ничего не подумайте, господин Атто, госпожа Клоридия вовсе не…

– Ну разумеется, – внезапно напустив на себя серьезность, отвечал он. – Белокурой Клоридии и делать ничего не надо. Достаточно бросить взгляд на ее «обожаемую грудь», как поется в романсе синьора Луиджи…

Преисполнившись стыда, я выскочил от Мелани, сосредоточив на нем всю свою неприязнь.

В кухне я застал бледного и обеспокоенного Кристофано.

– Англичанину худо, очень худо, – завидя меня, прошептал он.

– Но разве все то лечение, которое вы применили…

– Попусту. Непостижимо. Все мои чудодейственные remedia коту под хвост. Мы теряем его. Понимаешь? И нам отсюда уже не выбраться. Судьба наша, всех нас, решена – каким-то неестественным, будто бы не своим голосом закончил он.

Тут уж не на шутку разволновался и я, тем более что заметил, как изменился Кристофано: под глазами у него залегли страшные круги, взгляд был пустым и бессмысленно блуждающим, казалось, он в одночасье разучился говорить, во всяком случае, правильно выражать свои мысли.

Англичанин не только не пошел на поправку, но даже и в сознание не пришел. Я огляделся: в кухне все было вверх дном. Куда ни кинь взгляд, все вплоть до пола было заставлено горшками, пузырьками, горелками, перегонными кубами и чашами всех сортов и размеров, не оставалось ни одного свободного местечка. Что-то булькало в двух объемистых котлах и еще нескольких кастрюлях на печи. С непередаваемым ужасом заметил я лучшее из наших запасов – топленое свиное сало, мясо, Рыба, сухофрукты, – перемешанное с алхимическими эссенциями, издающими жутчайшую вонь. Стол, посудные полки, открытые настежь буфет и шкафы были уставлены множеством плошек с налитым в них маслом и горок порошка различных цветов. Рядом с каждой плошкой и каждой горкой лежала записка: шафран, калган, каламель, ялаппа, белый перец, черный перец, можжевеловые ягоды, цедра, апельсиновые корки, шалфей, базилик, майоран, лавровые ягоды, полей, горечавка, горная мята, листья бузины, красной и белой розы, лаванда, кубеба, розмарин, мята, корица, полушник, чабер, печеночный сабур, семена полыни, алоэ, кардамон, александрийский лист, камедистая смола, гумми, ладан, гвоздика, живокость, мускатный орех, имбирь, ясенец белый, озокерит, лавровый кротон, скипидар, пепел, глауберова соль.

Я обернулся к Кристофано, чтобы потребовать объяснений, но вовремя удержался: осунувшийся, с потерянным видом бродил он по кухне, занимаясь одновременно множеством дел и ни одного не доводя до конца.