На серо-голубой базальтовой планете от их полета потемнела прожилка минерала в скальной стене. Та походила на пчелиные соты с туннелями, проеденными кислотными дождями, и смотрела на пляж.

К ней со скоростью девятьсот миль в час шло цунами, волна в девятьсот футов высотой. Она гнала навстречу скалам мелководье, посылала вперед ветер, дующий со скоростью девятьсот миль в час, который ворвался в каменные коридоры и заставил их кричать.

В комнате на вершине каменной башни из-за их полета неожиданно потемнело волокно в деревянном полу. В помещении находились два последних живых существа этого мира, отец и дочь, противники местной неописуемой теократии. Власть на клеточном уровне внедрила в них стазисное поле, которое остановило старение и лишило всякой нужды искать пропитание; сделав их почти бессмертными, она приговорила своих противников к пожизненному заключению. Если бы Фурд смог их увидеть, то вспомнил бы одну из книг отца, старый том «Короля Лира»: «И так в стенах темницы переждем мы распри и ссоры власть имущих, что подобны приливам и отливам».[4]

И приговоренные переждали. Сквозь забранные решеткой окна они увидели вымирание собственного вида, но к тому времени уже стали чем-то другим, и оно ничего для них не значило.

На планете, которую когда-то посетил неопознанный корабль, их полет поднял крохотный вихрь в куче мертвых листьев. Это была колыбель цивилизации, распростершейся на полгалактики, по сравнению с которой Содружество выглядело мелко. Шпили ее городов пронзали ионосферу и были столь многочисленны, что планета походила на подушку для булавок. Башни построили много веков назад, они до сих пор были безупречны, и каждая стояла посредине отдельного парка. Когда ушел неопознанный корабль, люди отвернулись друг от друга; они больше не жили в городах, не гуляли в парках и не были людьми. Крохотные смерчи, словно призраки терьеров, играли в скверах мертвыми листьями.

В полуосвещенной комнате из-за их полета незаметно замерцала лампа, качающаяся на потолке. Здесь решили встретиться двое влюбленных, хотя на них ополчились религиозные и политические силы местного общества. Позже эти люди умерли, но их дети основали новое государство. Оно тоже умерло, но его смерть была постепенной и красивой, а жизнь — длившаяся сотые доли секунды и десятки тысяч лет — великолепной. Оно породило столь глубокие системы мысли, что те продолжали существовать, подобно призракам, в грезах историков, летописцев и археологов, изучающих руины этой цивилизации.

Из-за их полета мгновенно расширился зрачок существа, идущего по огромной равнине. Это был одинокий хищник, имевший такую же форму, как и те, кто пасся рядом с ним. Он эволюционировал, обретя тело, запах и голос травоядных, а потому мог жить в стаде. Он даже помогал им обороняться от стай других плотоядных, обитал с ними и вне их, питался с ними и убивал их.

Я знаю, что она такое. Я знаю, что написал Шрахр. Ее вселенная умерла. Экран ошибся: не за пять, а за четыре минуты она прошла путь от сингулярности до сингулярности, коллапсировала, и «Чарльз Мэнсон» вышел около Шахры.

Они закричали, когда снова зажегся экран. Казалось, прошли то ли месяцы, то ли годы с тех пор, как они в последний раз видели эту планету. Она пульсировала перед ними, как будто ее освещала голая лампочка, на проводе свисающая с потолка, главный континент скрывал почти все полушарие, а Великая Впадина занимала почти все его внутренности. Суша походила на гигантский глаз.

«Вера» ждала. В первый и последний раз Она заговорила с ними прямо.

Я почти люблю вас, гласили слова на экране, написанные тем же самым курсивным почерком, что и надпись на борту «Веры», только теперь команда смогла ее прочитать. «Я тоже почти люблю тебя, — подумал Фурд, — а почти любовь почти никогда не может умереть».

«Вера» подошла к ним на расстояние в одну тысячу шестьсот двенадцать футов, и они возобновили бой, если это, конечно, был он.

Два корабля прошли рядом с Шахрой на порядочном расстоянии от ее орбиты. За ними наблюдал флот Гора, аккуратным строем расположившийся вокруг планеты. На левом борту «Веры» виднелась огромная рана, корпус «Чарльза Мэнсона» был заляпан фекалиями, его покрывали борозды, а там, где на пластинах обшивки остались следы атаки, появились нарывы, словно корабль поразила кожная инфекция. Когда корабли появились около Шахры, они вели друг по другу огонь из орудий ближнего боя и, не удостоив защитный кордон даже взглядом, направились к двум внутренним планетам. Тот не стал выдвигаться навстречу. Не попытался с ними связаться. А вскоре оба корабля пропали.

Они приблизились к орбите Гора 2, и все закончилось. «Вера» нанесла по «Чарльзу Мэнсону» больше пятидесяти ударов, воссоздав ракеты Фурда, которые теперь инертно парили вокруг поля боя. Досталось каждому отсеку «аутсайдера», не уцелел даже мостик. Их уничтожила не Ее собственная вселенная, а скопированная «Верой» идея Фурда. «Да, — подумал коммандер, глядя на своего самого близкого друга, — теперь я по-настоящему понимаю шахранскую иронию. И он всегда был моим самым близким другом».

«Чарльз Мэнсон» тоже нанес Ей немалый урон; Она поглотила себя, и у Нее уже не хватило сил на атаку Шахры. «Вера», хромая, ушла прочь, покинула систему Гора и не вернулась.

«Аутсайдер» умирал спокойно, аккуратно и неуклонно разрушаясь. Он отдал последние распоряжения, без паники направляя выживших к спасательным челнокам. Фурд подумал, что именно так отошел бы в небытие Дживс. Коммандер часто представлял, как дворецкий встретил бы свою смерть.

Мостик был разрушен. Каанг и Смитсон не получили ранений, Тахл погиб мгновенно, а Кир лежала на полу посреди обломков и мусора. Фурд подошел к ней, обнял. Он никогда не касался ее прежде, только один раз, семь лет назад, когда пожал руку, принимая в команду. Теперь же они поцеловались, глубоко и страстно.

Кир взглянула на него.

— Почти, — сказала она и умерла.

Из «Второй книги Шрахра» Аарона Фурда

— Почти, — сказала она. Возможно, Кир имела в виду жизнь, которую мы должны были провести вместе, возможно, сражение с «Верой». Подходят оба варианта.

Если она говорила о нас, то об этом я писать не стану. Здесь такому не место. Если же речь шла о «Вере», то думаю, Кир была права; мы почти победили Ее.

Мы так и не увидели, как они выглядят, но, полагаю, это не важно. Когда понимаешь, что они делают, их внешний вид не играет роли. Они совершают работу богов, но они сами — не боги.

Возможно, мне следует писать о Ней в прошедшем времени. В конце концов, наше сражение уже в прошлом: мы нанесли Ей серьезный урон, Она ушла и больше не вернется. Но «Вера» повлияла на нас, так же как на шахран триста лет назад, и этот процесс идет прямо сейчас и в будущем не исчезнет. Он не закончится только потому, что Она ушла. И «Вера» не одинока. Во вселенной их несколько. В каждой вселенной. И так будет всегда.