Блэк-Маунтин оказался именно тем, что было нужно Элен на том этапе ее жизни. Она подзарядила свои творческие батарейки и погрузилась в атмосферу безграничных экспериментов. Ближайшими друзьями Элен в кампусе стали Кейдж и Каннингем. Билла скоро начало раздражать, что она проводит с ними так много времени. «Он был довольно враждебно настроен к нашей маленькой группе. Он называл нас хохотунами, — рассказывала Элен много лет спустя. — Я сидела с ними за обедом, и мы действительно все время смеялись. А Билл садился отдельно от нас. Я всей душой отдалась студенческой жизни. И гораздо больше общалась со студентами, чем с мужем»[1252]. Впоследствии, оглядываясь назад, де Кунинг поняла: поступая так, она заставляла Билла, который по-прежнему ощущал себя иностранцем, чувствовать себя еще более чужим на этом празднике жизни[1253]. Но даже если бы Элен осознала это тогда, то вряд ли свернула бы свою бурную деятельность. Впрочем, и Билл не стал долго дуться из-за того, что интеллектуально ненасытная жена совсем его забросила. Он начал тесно общаться со своими студентами и много работал над одной картиной — будущим шедевром «Эшвилль». Словом, тем летом пути Билла и Элен разошлись, но их жизнь отличалась чудесным сходством. А потом внешний мир вторгся в нее самым жестоким образом и разбил сердца обоих.

Горки покончил с собой. Существует несколько версий истории о том, как Билл и Элен впервые услышали эту страшную новость. Но это не имеет особого значения, так как эффект оставался неизменным — полное опустошение. Хотя, возможно, первоначальный шок сменило осознание, что все ожидали чего-то подобного[1254]. Один друг-художник описывал Аршила Горки как персонажа вроде Джона Бэрримора, который разыгрывает шекспировскую трагедию, «увиденную глазами Достоевского»[1255]. Однако, даже признавая, что предупреждающие сигналы имели место, друзья Горки после его смерти чувствовали себя так, будто их ограбили. Аршил оставался сердцем и головой художественной сцены Даунтауна в период Великой депрессии и в первые годы Второй мировой войны[1256]. В самые трудные времена коллеги-художники обращались к Горки за вдохновением, за советом и, несмотря на его явную склонность к автобиографическим выдумкам, за честностью. Искренностью в искусстве и жизни. В последние годы Горки писал свои величайшие произведения и у него наконец появились деньги, чтобы покупать лучшие материалы и всецело посвятить себя живописи. Но разочарования, с которыми он столкнулся за стенами мастерской, оказались невыносимыми. Художник не смог пережить чисто мужских дилемм.

В течение двух лет после того, как пожар уничтожил его картины и ему поставили диагноз «рак», Горки был наполовину сумасшедшим, по словам сценариста и режиссера Дэвида Хэйра. Он на время поселил Горки в своем доме в Коннектикуте и был частью круга сюрреалистов, в котором тогда вращался художник. «Аршил запирался и писал, не выходя из комнаты, по две-три недели подряд. А может, он и не работал. Горки просил кого-нибудь принести ему бутерброды и положить под дверь, чтобы ни с кем не встречаться лицом к лицу», — рассказывал Хэйр[1257]. В итоге Мугуч поверила: ее муж сошел с ума. После того как Горки ее ударил, женщина с детьми сбежала в безопасное место, к родителям (некоторые говорили, что она сделала это по просьбе самого Аршила). Там Мугуч и оставалась, пытаясь определить, нужно ли спасать их брак. По словам Джона Бернарда Майерса, она «ужасно боялась» Горки и со временем «завела роман с Маттой»[1258].

Чилиец Матта был полной противоположностью Горки. Изящный, легкомысленный, с непомерным самомнением, он был с головой погружен в великую роль в истории искусства, на которую сам себя назначил. Арт-дилер Горки Жюльен Леви описывал Матту как «низенького и пухлого Рембо, если судить по фотографиям последнего, на которых он довольно красив и до извращенности ангелоподобен». Матта был женат, но бросил жену, когда та забеременела. Он считал беременность женщины «формой полукастрации» для мужчины[1259]. Со временем у нее, кстати, родились близнецы, так что останься Матта с женой, он был бы кастрирован дважды. И вот, освободившись от уз брака, художник предложил красивой молодой Мугуч билет из мира неприятностей, и она приняла этот дар[1260]. В июне 1948 г. она сказала Горки, что уезжает на два дня. А по ее возвращении Матта распространил повсюду слух, что они были вместе. Самому Горки стало известно об их романе на вечеринке, когда он застал Мугуч с Маттой в ванной. В те времена у сюрреалистов было принято подкалывать друг друга за столом, называя рогоносцами[1261]. Гордый Горки, слушая шутки на эту тему, корчился в душевной агонии. В результате он начал презирать сюрреалистов, их сексуальные забавы и свободу. «Знаешь… я совершил ужасную ошибку, связавшись с сюрреалистами, — признался он однажды другу. — Мужья спят с женами друг друга. Жены занимаются сексом одна с другой. И мужья спят друг с другом. Они ужасные люди. Я не должен был позволять Агнес находиться в их обществе»[1262].

Горки прочитал дневник Мугуч 25 июня 1948 г. По некоторым источникам, так он узнал, что жена собирается его бросить[1263]. Не важно, увидел ли Аршил именно такие слова или же просто прочел ее намерение между строк, но в итоге он счел, что его худшие опасения оправдались. Горки провел день со своим арт-дилером Жюльеном Леви, а вечером с тем же Леви и его женой Мюриэль отправился на званый ужин. Потом, несмотря на ливень, художник настоял на том, чтобы ехать домой. Он ждал звонка от Мугуч, которая гостила в то время в Виргинии у своих родных. Мюриэль, взяв своего щенка, вместе с Горки села в автомобиль. Машину вел подвыпивший Жюльен, а Аршил сидел на переднем пассажирском сиденье[1264]. Вот как Мюриэль описывала последовавшие далее события: