Кроме Алим-хана, японцам также удалось установить контакт и с другими видными лидерами басмачества. К примеру, глава туркменского басмачества Кызыл Аяк за деньги стал выполнять поручения японской разведки. Его примеру последовали главари узбекских басмачей Курширмат и Махмуд-бек. Благодаря содействию лидеров басмачества Японии в короткие сроки удалось наладить сбор развединформации о ситуации в советском Туркестане. Если учесть, что в Японии ускоренно обучались диверсионной работе завербованные среди басмачей агенты, то японская разведка могла рассчитывать на то, что в ближайшем будущем она сможет использовать басмачество против СССР.

Однако этим планам не суждено было сбыться, так как, форсируя работу среди басмачей, японская разведка действовала в Афганистане грубо и неосмотрительно. Из-за желания получить результаты в кратчайшие сроки японцы провалили свою агентуру как в Афганистане, так и в СССР. В связи с этим уже в 1937 г. советская контрразведка раскрыла японскую агентурную сеть в советском Туркестане и планомерно шаг за шагом ликвидировала ее. В руки советских разведчиков попали новые доказательства подрывной антисоветской деятельности японской миссии в Кабуле.

Вероятно, располагая этими данными, Советское правительство готовилось вручить афганскому руководству очередную ноту протеста, но японцы сами ускорили провал своей агентуры. В 1938 г. Китада предпринял попытку завербовать… нового советского посла в Кабуле К. Михайлова. 30 марта 1938 г. японец нанес визит своему советскому коллеге. В ходе этой встречи Кидата, улучив момент, вполголоса сказал К. Михайлову: «Я был бы очень вам благодарен, если бы вы смогли давать нам (японцам) документы о вашей деятельности в Афганистане»{972}.

Так «нагло», по словам одного из британских дипломатов, в афганской столице ранее еще никто из членов дипломатических миссий не действовал. Разразился очередной дипломатический скандал, вызванный попыткой японского посланника завербовать посла дружественной Афганистану страны. Афганское правительство было вынуждено объявить Китаду персоной нон грата и выдворить из страны.

Одновременно афганские власти усилили контроль за лидерами басмачества, хотя никого из них не арестовали. Оставшись на свободе, басмаческие главари вскоре восстановили связь с японской разведкой.

Обеспокоенное подрывной деятельностью Японии среди басмачества Советское правительство решило договориться с Афганистаном о совместном пресечении любой враждебной СССР деятельности иностранных разведок в Северном Афганистане. Используя заинтересованность Кабула в скорейшем урегулировании пограничного вопроса с Советским Союзом, послу К. Михайлову удалось в 1938 г. заключить с Хашим-ханом устное джентльменское соглашение, согласно которому афганское правительство обязалось не допускать японских граждан, включая посланника Японии (!), в Северный Афганистан. Хашим-хан также гарантировал СССР, что вдоль всей советско-афганской границы будет создана особая зона, в которую въезд для иностранцев, находившихся в Афганистане, будет закрыт. Кроме этого, Советское правительство получило от Кабула заверения, что ни одна из иностранных держав не получит от афганских властей разрешение на открытие в Северном Афганистане своих авиалиний{973}. Достигнутые между Москвой и Кабулом в 1938 г. договоренности сыграли большую роль в срыве планов стран Оси использовать афганскую территорию как плацдарм для подрывной деятельности против СССР.

После крупных провалов 1936–1938 гг. Германия и Япония не оставили надежду на организацию нападения десятов тысяч басмачей на советскую территорию. В связи с этим сразу же после нападения на Советский Союз фашистская разведка в Афганистане с помощью японцев попыталась установить контакт с наиболее влиятельными лидерами басмачества, справедливо полагая, что многие из них охотно согласятся сотрудничать с Германией.

Действительно, агрессию фашистской Германии против Советского Союза басмачество в афганском Туркестане встретило с радостью. Лидеры среднеазиатской эмиграции, проживающие в Кабуле, объявили Гитлера свои «спасителем». Эмигрантская молодежь из богатых семей спешно начала изучать немецкий язык. Лидеры басмачества уже в июле 1941 г. стали готовиться к возобновлению набегов на советскую территорию.

Афганское правительство не мешало им в этом, так как в Кабуле в то время считали, что Германия в ближайшее время разгромит Советский Союз, и у Афганистана появится возможность захватить земли, ранее входившие в состав Бухарского эмирата и Хивинского ханства. В одном из докладов Средневосточного отдела НКИД от 4 апреля 1942 г. отмечалось, что группа афганских военных во главе с принцем Дауд-ханом разрабатывала план военного похода против СССР. В Кабуле, как указывалось в этом документе, считали, что все части Красной Армии, ранее охранявшие советско-афганскую границу, переброшены, чтобы сражаться против вермахта, поэтому «будет достаточно одной афганской дивизии, чтобы захватить Хиву и Бухару»{974}. Многие члены афганского правительства даже не стремились скрывать своей уверенности в победе Германии.

В августе 1941 г. появилась еще одна причина, по которой афганское правительство решило не препятствовать деятельности антисоветских организаций: в Кабуле боялись, что Англия и СССР повторят «иранский вариант» и введут войска в Афганистан. В этом случае вооруженные формирования басмачей могли оказать ожесточенное сопротивление советским войскам, чем существенно помогли бы афганской армии. Чтобы заручиться поддержкой всех басмаческих формирований в Северном Афганистане, афганский король Захир-шах заключил с Алим-ханом секретное соглашение, согласно которому бывший властитель Бухары обязался оказать вооруженную помощь Кабулу в случае вступления в Афганистан частей Красной Армии{975}.

В этой ситуации лидеры басмачества всеми способами стремились заручиться поддержкой Кабула. В августе 1941 г. один из самых влиятельных руководителей туркменской эмиграции Кызыл Аяк направил премьер-министру Хашим-хану письмо, в котором просил его взять под покровительство Афганистана Бухару и сообщал главе афганского правительства, что готов предоставить в его распоряжение 40 тыс. вооруженных туркмен. Хашим-хан в ответе Кызыл Аяку попросил его держать свои отряды в полной боевой готовности и дал понять, что только после взятия вермахтом Москвы и Ленинграда наступит удобный момент для начала боевых действий против СССР{976}. Однако афганское правительство летом 1941 г. не помешало японской и германской миссиям укрепить их связи с главарями басмачества.

В августе 1941 г., вероятно, по просьбе германской миссии японский поверенный в делах Кацуби с переводчиком Саито встретился с экс-эмиром Бухары Алим-ханом и провел с ним переговоры о возможном сотрудничестве против СССР{977}. Договориться о чем-нибудь конкретном с Алим— ханом Кацуби не удалось, так как бывший владыка Бухары не хотел рисковать: советско-германская война только началась, дивизии вермахта были еще далеко от Средней Азии. Что особенно важно: оружие, необходимое для успешного вооруженного вторжения басмачей на советскую территорию, страны оси предоставить не могли. Поэтому Алим— хан не решился по просьбе японцев и немцев отдать приказ лидерам басмачества о начале подрывных акций на советско-афганской границе.