Гузенко обратился за помощью к другому соседу, Гарольду Мэйну, жившему в квартире № 5. Мэйн с супругой как раз дышали свежим воздухом на балконе. Гузенко объяснил свое положение, и Мэйн, капрал Королевских канадских военно-воздушных сил, предложил выйти на связь с оттавской полицией. Вскоре прибыли двое полицейских-констеблей и согласились взять квартиру Гузенко под наблюдение. Семью Игоря временно приютил другой сосед из квартиры № 6. Видимо, в полиции знали о том, что происходит, и Мэйн полагал, что они уже связались с Конной полицией. Позже в тот же вечер четверо «не внушавших доверия» русских под руководством агента НКВД Василия Павлова вломились в квартиру Гузенко и стали искать пропавшие документы.

Гузенко увидел через коридор, как они столкнулись с констеблями. Павлов заявил, что квартира принадлежит советскому государству и что они уполномочены владельцем войти в нее. Один из полицейских язвительно заметил, что если им разрешено войти в квартиру, то зачем вламываться. Слово за слово — и Павлов потребовал от полицейских, чтобы они удалились. Тогда констебли вызвали на место событий инспектора и отказались уходить до того, как он явится. Пришел инспектор и продолжил допрос. Русские в конечном итоге отступили и ушли.

Полицейский остался вместе с семьей Гузенко в квартире их соседа до следующего утра, когда канадская конная полиция взяла их под охрану. На самом деле двое мужчин, которых Игорь незадолго до того видел на другой стороне улицы, были агентами канадской конной полиции, а не НКВД. Гузенко перевели в безопасное место, где и начался его длительный допрос. Он принес с собой около 250 страниц документации.

Все вышло совсем непросто. Гузенко промучился двое суток, но теперь успешно перебежал на Запад.

Среди документов, которые Гузенко вынес из советского посольства, были в том числе досье ГРУ на своих разведчиков, телеграммы между Оттавой и Москвой, список контактов, а также множество заметок, сделанных Заботиным и его помощником. Некоторые были написаны от руки по-русски, другие представляли собой краткие конспекты, и их было очень сложно расшифровать. В документах содержались факты, доказывавшие существование двух шпионских организаций: одной из них руководил Заботин (ГРУ), другой — Павлов (НКВД). В документах упоминались функционеры канадской коммунистической партии, члены канадского правительства и министерства иностранных дел, ученые и инженеры. Список шпионов, предоставленный Гузенко, не ограничивался агентами, действовавшими в Канаде. В бумагах также упоминались служащие Государственного департамента США, оттавского отдела Верховного комиссариата Великобритании, а также британских разведывательных организаций. Документы даже содержали информацию о советской шпионской сети, действовавшей в Великобритании.

Одним из самых важных разведчиков, выданных Гузенко, был Алан Нанн Мэй, проходивший в телеграммах, отправлявшихся из Оттавы в Москву и обратно под кодовым именем АЛЕК. МИ-5 и британское правительство были в замешательстве. Мэй никогда не скрывал своих симпатий к коммунистам, когда работал в Кембридже, а теперь выяснилось, что он ни разу не проверялся на благонадежность, до того как попал в «Трубные сплавы». Мэю предстояло вернуться в Великобританию 15 сентября и начать читать курс лекций в лондонском Кингс-Колледже. В последние несколько дней его пребывания в Монреале за ним установили слежку, а на время полета в Лондон приставили к нему офицера канадской конной полиции. После прибытия Мэя в Британию слежку поручили двум офицерам Особого отдела Скотланд-Ярда, специального подразделения полиции, занимавшегося контртеррористическими операциями и диверсиями.

В конце июля Заботин послал в Москву телеграмму, в которой предлагал восстановить контакт с Мэем по следующей схеме:

По неизвестной причине встреча, назначенная на 7 октября, и запасные варианты 17-го или 27-го числа, если 7-го встретиться не удастся, не состоялись. 22 августа Заботин получил ответ с рекомендацией изменить время встречи на 20:00 и использовать более сложный набор опознавательных знаков, паролей и отзывов. Предоставленные Гузенко улики были недостаточно существенны, чтобы арестовать англичанина, и МИ-5 планировала задержать Мэя в момент встречи с советским связным.

Встреча так и не состоялась — ни 7 октября, ни в резервные даты. Через некоторое время Мэй заявил, что не пришел на встречу, поскольку «такая тайная процедура была уже не приемлема из-за официального распространения информации и возможности удовлетворительного международного контроля над атомной энергией».

Эта ситуация может объясняться и другими причинами. И МИ-5, и британская СРС были уведомлены о дезертирстве Гузенко после 7 сентября. Стюарт Мензис, руководитель СРС, получил информацию об этом от Уильяма Стивенсона, уроженца Канады, представителя британской разведки в Новом Свете[173]. Мензис и его руководитель из отдела контрразведки Ким Филби очень внимательно следили за развитием событий. Кроме того, Филби был секретным агентом НКВД глубокого внедрения («кротом»). Он послал в Москву информацию о предательстве Гузенко через пару недель. Филби имел доступ к уликам против Мэя и, хотя он считал эти улики неубедительными, возможно, предупредил Мэя о слежке.

Теперь канадская, британская и американская администрация и их разведывательные службы оказались втянуты в напряженные дебаты: что делать дальше? Предлагались разные варианты. Кинг считал, что вопрос нужно решить спокойно, дипломатическими методами, предоставив СССР доказательства совершения противоправных действий и вежливо потребовав прекратить такую деятельность. Трумэн полагал, что дело Гузенко временно следует сохранить в тайне, опасаясь, что крупный дипломатический скандал может навредить тем мероприятиям, которые предпринимались для установления международного контроля над атомной энергией. Трумэн и заместитель госсекретаря Дин Ачесон рекомендовали британцам не арестовывать Мэя без абсолютной на то необходимости.

Тем временем Роджер Холлис, служивший в МИ-5 руководителем контрразведки против диверсионных действий со стороны коммунистов, которого Филби указал как основное контактное лицо из рядов британской разведки по делу Гузенко, доказывал, что любое действие, кроме ареста, «будет воспринято как слабость и в результате только ухудшит, а не улучшит отношения». Холлис опасался, что вскоре Мэй неминуемо сбежит в Советский Союз.

В довершение всего Трумэну пришлось столкнуться с нарастающим шпионским скандалом в собственной стране. 6 ноября выпускница колледжа Vassar Элизабет Бентли созналась в том, что шпионила в пользу СССР, и предложила перейти на сторону США. Она выполняла обязанности связного между агентом НКВД Яковом Голосом (с которым состояла в интимных отношениях) и некоторыми американскими государственными служащими. Глава ФБР Дж. Эдгар Гувер приказал не предпринимать никаких действий по делу Гузенко, пока ФБР не сможет проанализировать предоставленную им информацию и проверить ее достоверность.