Тарасюк договорился с его взрывниками отколоть на гранитном карьере глыбу для памятника своему отцу — за приличные, конечно, деньги, за наличные — и Михаил застал их за этой работой, пришлось сделать вид, что он так и не понял, с чем они возились и почему.

Работяги, когда увидели Михаила в карьере, разбежались, кто куда, — благо, карьер был длинный, и времени, пока Михаил шариком катился от траншеи к забою, им на это хватило — а Тарасюк, изображая Михаилу в лицах их драп, ухохатывался:

— Один упал — и пополз по-пластунски, другой летел по негабаритам как ангел, земли не касаясь… Я им кричу, что все равно, мол, он вас теперь по запаху найдет. Но где там! Ха-ха-ха!

Хорошо еще, что взрывники работали по дедовской технологии: они забивали в шпуры деревянные пробки, заливали пробки водой, пока те, набухнув, не раскалывали гранит. А если б они выкроили сюда взрывчатку, на что Тарасюк, как выяснилось потом, много времени спустя, их подговаривал, удваивая ставки и ссылаясь на дружбу с Михаилом, можно было бы, как дважды два, вляпаться в уголовное дело. Тогда бы уж ни на что глаза не закрыл, не смог, попал бы в соучастники.

Михаил всегда отзывался о Тарасюке с презрением, и Вадим думал, что это просто ревность к более удачливому. Но Михаил раз, обозлившись, что Вадим их ставит на одну доску, совершенно четко отмежевался:

— Он просто жулик. А я — нет.

Дороги в городке были ужасны: в ямах, колдобинах. Да и то сказать, автотранспортные технологические линии крест-накрест пересекали его. Потом специальным решением исполкома центральные улицы все же высвободили от грузопотока — и дорожно-ремонтному управлению, Тарасюку, поручили довести их до ума. Деньги нашли: собрал у себя Банин, председатель исполкома, руководителей предприятий, призвал:

— Вы, товарищи, живете на территории нашего города, также тонете в нашей грязи. Так что, будьте добры, отыщите у себя денежки на сверхплановый ремонт улиц.

Тон у Банина был диктующий. Он всегда, даже в своем кабинете, когда собиралось-то человек пять-шесть, говорил стоя, весь затянутый, с сиянием от серебристого ершика на голове, который у него никогда не менялся, точно он каждый день подравнивал его.

Все привычно выслушали председателя молча, безропотно: надо так надо — только Прямков, в силу своей натуры, будто первый день как на свет народился, высказал что-то вроде протеста:

— Интересно, по какой статье эти расходы у нас в сметах предусматриваются?

— Это тебя-то, Иван Дмитриевич, учить? — засмеялся сидевший рядом с председателем Тарасюк. — Такого тигра?

Тарасюк окинул всех веселым взглядом, подмигнул кому-то. Все оживленно задвигались.

— Ну, положим, Иван Дмитриевич, на первых порах я предъявлю тебе счет за транспортные услуги… Пойдет? — дружелюбно улыбаясь, спросил Тарасюк Прямкова. — А?

Прямков молчал. Председатель сел. Дальше уже совещание вел Тарасюк, так только, для убедительности, оборачиваясь временами к Банину:

— Так ведь, да, Семен Васильевич?

Банин, сидевший все с той же суровой миной, лишь согласно кивал.

Начал Тарасюк с улицы Мира, главной улицы городка, расковырял ее всю, наворочал вдоль кюветов горы земли, кое-где свалил несколько машин щебня — и остановился: все деньги съел вроде бы.

— Отсыпаем, отсыпаем — и точно в прорву, — бойко объяснял он на очередной сессии горсовета. — Болото ведь, без дна и края, никак не зацепимся. А хочется ведь, чтобы не тяп-ляп, а для себя…

Михаил знал, что никаких отсыпок Тарасюк не делал: щебень брали у него на дробилке — и оттуда прямым ходом гнали на кирзавод, где благоустраивалась территория.

Наверняка, все это делалось неспроста — и Михаил, после некоторых колебаний, решил Тарасюка прощупать:

— Ты, Константин Петрович, возишь щебень не по адресу, — небрежно сказал он как-то, остановив Тарасюка и цепко следя за его реакцией.

— Ну и что? — ничего не понял Тарасюк. — Какая разница? Главное — вожу, делаю. — Он засмеялся.

— А если ОБХСС?

— То есть?

— А то и есть.

— А тебя-то это с какого бока беспокоит?

Тарасюк удивленно посмотрел на него. Михаил смутился.

— Послушай, — пытаясь поскорее выпутаться из неловкого положения, забормотал он. — Мне нужен щебень на причал. Задыхаюсь… В общем, в воде, а не могу намочиться…

Тарасюк, наконец, кажется, уловил, в чем дело.

— И ты решил это таким путем? — пораженно отвисла у него челюсть. — Шантажом, да? Друга своего? Миша?!

Михаил долго и противно оправдывался, божился, что у него и мысли о шантаже не возникало, уламывал Тарасюка, унижался, — и вынужден был согласиться на условия, какие Тарасюк предложил ему:

— Щебень берешь самовывозом, хорошо? А ходки — все мне.

Тарасюк, пожимая ему руку перед уходом, весело заливался:

— Ну Миша! Ну друг, а?! Да у меня всегда стена за спиной, помни об этом!..

Но, как говорится, и на старуху бывает проруха.

Когда зимой Тарасюка снова вызвали на сессию горсовета и стали припирать вопросами, тот, будучи на трибуне, вдруг беспечно ляпнул:

— Все, что я делаю, я делаю с ведома председателя горисполкома.

Он думал, вероятно, что после такого заявления от него отвяжутся.

Но у депутатской комиссии уже были на руках кое-какие материалы против Тарасюка: в частности, кирпичные гаражи «личников» у Овражной.

Банин резко поднялся за столом президиума.

— Как это вас, Константин Петрович, понимать? — спросил он отчужденно.

— А так: как мы с вами незаконно выжимали эти деньги, так и расходовали.

Банин выпрямился еще больше, точно после окрика «Смирно!»

— Отвечайте только за себя! — несдержанно выкрикнул он.

Тарасюку бы среагировать на поведение председателя, перестроиться, но он, по-прежнему беспечно улыбаясь, стал все же нести околесицу про то, как вымогал с председателем деньги у директоров заводов, про липовые акты, еще про что-то.

Михаил с Вадимом были на этой сессии.

— Ой, дурак! — хватался за голову Михаил. — Да разве можно так?! Да сейчас председатель вместо того, чтобы заступиться за него, вытащить, всячески начнет открещиваться, топить. Кто же валит на начальство?!

Так и случилось.

Тут же на сессии было поручено создать специальную комиссию и разобраться с дорожным управлением. А уже через неделю на Тарасюка завели уголовное дело.

Михаила тоже зацепили, долго таскали по разным следствиям. Но его обвинили только в том, что он способствовал обогащению различных лиц за счет государства, однако и тут его вину определили не так уж жестко: он только подписывал автоходки из карьера, а премии за якобы выполненный план выплачивал уже Тарасюк.

Михаила не посадили: за него активно вступились и райком, и горисполком. Но с должности сняли.

Причал же к тому времени был практически готов.

XI

Раньше, до того как стать начальником