Роллэ состроил досадливую гримасу и небрежно вытянул руку.

Из-под земли словно рванулся протянутый от мага до дхусса тёмный канат. Свитое из волокон мрака вервие расплескало вокруг себя дёрн, кольцами набросилось на Тёрна, однако тот не дрогнул и не отступил ни на шаг. Посох он не выпустил, и, несмотря на прижатые к телу руки, пальцы дхусса легко пробежали по отполированному дереву. Алиедора готова была поклясться, что вновь слышит музыку, странную, не от мира сего, словно пришедшую с хрустальных небесных сфер.

Она ожидала, что тёмное вервие сейчас лопнет, разлетится ничтожными, быстро исчезающими в дневном свете лоскутьями, — однако вместо этого разжала когти терзавшая её саму боль.

Адамантовые иголки распались сверкающей пылью, плоть Алиедоры вытолкнула острые огрызки — всё, что осталось от жуткого инструмента.

Этого, похоже, никто не ожидал, ни мечник, ни мучивший её волшебник Роллэ. Путы мрака вокруг доньяты распались тоже, и хотя по левой руке обильно струилась кровь и Гончая осталась без своего арсенала, но в бой она бросилась тотчас, не колеблясь ни мгновения.

Безоружная, с голыми руками, оставляя за собой шлейф крови из рассечённой жилы — Алиедора одним прыжком покрыла отделявшее её от чародея расстояние и вцепилась в него.

Ей не хватило половины мгновения, чтобы свернуть этому Роллэ шею. Проклятый маг! Быстр и ловок, как змея. Рядом оказался и мечник, рукоять эфеса ударила Алиедоре в висок, но сознание не погасло. Она уже слышала, как хрустят позвонки в тонкой шее Роллэ, но тут чародей наконец прохрипел что-то гневное, и доньята покатилась по земле.

— Беги! — хлестнул её выкрик дхусса, и ноги сами понесли Алиедору прочь, такие сила и власть были в этом голосе.

— Стой! — хрипло выкрикнул за спиной Роллэ. Доньята надеялась, что хрипит он так после её хватки.

…Спутывающее заклятье она ощутила даже раньше, чем оно оплело щиколотки, но сделать ничего не успела — только сжаться комком, как учили в Некрополисе, перекатиться; а потом тело вновь сковали тёмные петли.

Маг Роллэ, сгорбившись и вытянув руки, шёл прямо на опутанного с головы до ног чёрной паутиной дхусса, мечник уже держал остриё клинка под подбородком Тёрна, однако тот смотрел на Алиедору и только на неё.

— Беги. Ты сможешь.

А-а-а-а-ах!

Свитые из тьмы кольца врезались в тело, кровь обильно текла уже по обоим запястьям, но доньята ощутила, что путы стали поддаваться. Она не произносила никаких заклинаний, она их просто не знала. Но сковавшее Алиедору рвалось, не выдерживая напора её воли, гнева и жажды жить.

— Беги!

Дхусс проделал какое-то моментальное, сложное, перетекающее движение. Меч зазвенел, разлетаясь целым облаком осколков; отброшенный, его хозяин шатался, зажимая рваную рану на щеке; Роллэ опрокинуло на спину, изо рта мага шла кровь.

Сейчас, именно сейчас, пока они оба не пришли в себя!

Под руки подвернулся камень, последний из тёмных обручей лопнул, глубоко рассёк кожу, но Алиедора даже не почувствовала боли. Она замахнулась — и тут вся поляна встала дыбом.

Роллэ, страшный и окровавленный, тонкое, должное казаться очень красивым лицо искажено, одним прыжком оказался на ногах. Что он сделал — понять было невозможно, но на доньяту словно рухнуло небо. Мириады осколков пронзили её насквозь, каждую мышцу, каждую жилку; она не могла не только двигаться, но даже и кричать.

Оставалась одна лишь боль.

Пошатнулся и дхусс. Тёмные кольца медленно соскальзывали с него наземь, и сам он, уронив голову на грудь, опускался вслед за ними. Сквозь затуманенный мукой взгляд в глаза Алиедоре заглянуло небо — и она готова была поклясться, что там, среди бела для, в самом зените, зияет огромная чёрная дыра.

Её грубо схватили за ворот и потащили прямо по земле.

Очень хотелось умереть, и она даже чувствовала, что может, что способна шагнуть за грань; но нет, она не имела права. Потому что точно так же волокли бесчувственного дхусса, а рядом мечник, уже наложив на рану мигом остановивший кровь эликсир, нёс его посох.

Алиедора закрыла глаза. Враг, не убивший побеждённого сразу, глуп. И глуп вдвойне и втройне, если полагает как-то сломить её волю.

Очень скоро она взглянет на мир, взглянет на эту парочку, и тогда, поклялась она, чародей Роллэ узнает, что такое ужас.

«Ты теперь во главе списка, — мысленно прошипела она. — Даже выше трёхглазого Метхли».

Боль отступала, и Гончая Некрополиса заставила себя забыть обо всём. Ей надлежало готовиться к бою.

Зелёный корабль. Море Мечей.

— Мы сделали это, Фереальв. Мы сделали это.

— Ты только сейчас понял это, м-м, Разыскивающий Роллэ?

— Да, только сейчас, когда мы наконец вышли в море. Я боялся…

— Чего? Друзей нашего дхусса? Полно. Они не стоят нашего внимания. Я видел их всех. И всех прочитал. Алхимика, сидху, бывшую Гончую. Гнома-наёмника. Они долго тащились за нами, но теперь всё — в океане нас не выследить никому и никогда.

— Легко, наверное, так безоглядно верить в хорошее, Фереальв.

— О чём ты? О чём опять? Что теперь не так? Пленники надёжно скованы твоими заклинаниями. Мастерски скованы, охотно признаю и то же скажу Мудрым. Мы в открытом море, и, хотя Смарагд ещё далёк, этой парочке никуда не деться. Мы захватили дхусса, захватили Обрекающего, и теперь нам ничто не угрожает. Я, правда, не очень понял, зачем тебе понадобилась эта девчонка, Гончая, но…

— Ты не помнишь моих объяснений, Фереальв?

— Отлично всё помню, но не согласен. Я ведь как-никак Наблюдающий, Роллэ. И хотя моё оружие — сталь…

— Фереальв, я никак не хотел задеть тебя. Просто мне странно, что ты, Наблюдающий, и притом из первых, не видишь столь для меня очевидного.

— Никоим образом не настаиваю на своей правоте, Роллэ. Девчонку ты, если я всё правильно понимаю, доставишь Мудрым, и они подвергнут её испытаниям, кои всё и покажут. Если ты прав, что ж, я с охотою признаю свою ошибку. Я вовсе не упорствую в заблуждениях, хотя тебе может казаться и по-другому.

— Мудрые, бесспорно, подвергнут.

— Не нравится мне, как ты это сказал, Роллэ.

— Что сказал? Кто сказал? Ах, я сказал… не обращай внимания, Фереальв. Я выполнил волю Мудрых. Я доставлю им этого ужасного и опаснейшего дхусса. Теперь Смарагд может спать спокойно. А я надеюсь заняться кое-чем с этой девочкой.

— Твоё право, Роллэ, и, уверен, Мудрые не станут препятствовать. Но на что она годна, кроме постели, да и в том я бы усомнился?

— Для постели она как раз совершенно не годна. Нет, Фереальв, я, с позволения Мудрых, проверю свои собственные мысли и предположения.

— Что ж, не вижу препятствий, хотя не вижу и смысла. Но давай сперва доберёмся до дому. Хотя… ты что же, считаешь, что это Она?