Гхэ проснулся, дрожа от озноба. Квен Шен обнимала его, успокаивала, шепча ласковые слова и покрывая поцелуями. Она казалась встревоженной. Гхэ потянулся к ней, и на мгновение, краткое мгновение, увидел перед собой не Квен Шен, а Хизи; его охватила внезапная ярость, но сколько он ни старался понять, откуда взялось это чувство, никак не мог. Он позволил Квен Шен понемногу успокоить свои взбудораженные чувства, зная, что со временем сумеет убедить себя: явление Владычицы было лишь лживым сном, может быть, злокозненным видением, посланным кем-то из его непокорных вассалов, — некоторые из них все еще рвались на свободу. Однако теперь Гхэ был слишком силен, чтобы какой-то сон мог его встревожить: с тех пор как он повстречал этого менгского шамана, Мха, у Белой скалы, перед ним раскрылись богатства здешних земель, и он пожирал столько этих так называемых богов, что чувствовал себя объевшимся. Может быть, его мучило просто что-то вроде изжоги…

— Ты пришел в себя? — спросила Квен Шен. Гхэ кивнул.

— Это хорошо. Что было не так?

— Да ничего, — ответил он. — Приснился кошмар. Женщина тихо рассмеялась:

— Но ты же не спишь, любовь моя.

— Нет. Но для меня все время — ночь, и даже для таких, как я, иногда в темноте таится ужас. — Он умолк, рассердившись. С какой стати обнаруживать слабость даже перед Квен Шен? Не следует позволять себе такого.

— Мне так тебя жаль, — успокаивающе промурлыкала женщина. — Но я должна сказать тебе кое о чем, о том, что меня пугает.

— Что же это?

— Я боюсь шамана, Мха. Меня беспокоит, не замышляет ли он чего против тебя.

Гхэ приподнялся на локте. За стенками шатра выводили свои пронзительные трели цикады, лягушки квакали на луну. Это была их первая ночь вместе после крушения корабля — да и вообще первая ночь, которую они провели не в седле. Мох твердил, что следует скакать со всей доступной скоростью, если они хотят успеть освободить Хизи прежде, чем демон Перкар и его приспешники расправятся с ней. Но непрерывная скачка убила многих коней — вещь, нестерпимая для менгов, — и теперь кочевники устроили привал на широкой лужайке, пока искали свежих лошадей на замену измученным скакунам; к тому же нужно было поохотиться и пополнить запасы продовольствия. Эта задержка на день дала Квен Шен желанную возможность — вместе с Гхэ «отдохнуть».

— Почему ты так говоришь о Мхе?

— Я ему не доверяю. Мне кажется, он ведет нас на заклание. Я слышала, как он разговаривал с одним из своих людей. Он и его менги в союзе с этим твоим белокожим демоном.

— Мох — слуга Реки.

Глаза Квен Шен угрожающе сузились.

— Это я — служанка Реки, а ты — слуга. В жилах Гавиала течет священная кровь, хотя он, по правде сказать, слишком туп, чтобы служить должным образом. А здесь живут варвары, это не жители Нола. Им нельзя доверять.

Гхэ сел и уткнулся подбородком в колени.

— Что ты слышала? О чем говорили эти люди?

— Они тебя боятся и были бы рады от тебя избавиться. Они думают, что Мох придумал очень хитрый план для этого.

Гхэ нахмурился. О страхе дикарей и их желании избавиться от него он, конечно, знал. Его чувства были тоньше, чем могли предположить менги: Гхэ слышал даже то, что говорилось на большом расстоянии. Варвары боялись его, потому что подозревали: исчезавшие по ночам солдаты стали его добычей, — как оно и было в действительности. С тех пор как Гхэ убил травяного медведя, его стали ценить, — но ценить, понял теперь Гхэ, за силу могучего хищника, а не за доблесть воина. Его уважали, потому что боялись; менги верили, будто их шаман способен защитить их от опасности.

Они ошибались. Мох и в самом деле был силен; он поселил в себе многих духов, но его власть над ними была совсем другой природы, чем могущество Гхэ, и он не поглощал жизни других для поддержания собственной. Его голод не был оружием. В схватке с Гхэ Мох проиграет.

— Я должен это обдумать, — пробормотал Гхэ, поднимаясь и натягивая на голое тело одежду из лосиной кожи; как всегда, он старательно прикрыл горло. Не оглядываясь на Квен Шен, он выбрался из шатра на лужайку и направился к деревьям, бесшумно, как дух в ночи.

Владычицу мог вызвать Мох. Гхэ знал, что шаман способен навевать сновидения: тот сам признавался, что посылал сны и Гхэ, и Хизи. Но какой прок ему от такой затеи? Может быть, Квен Шен права и Мох пытается запугать и ослабить его?

Гхэ вспомнил рассказ шамана: как его захватил Перкар и как ему удалось бежать, призвав на помощь одного из помощников-демонов; как он похитил Хизи и тут же потерял ее, а потом скакал на встречу с отрядом, послав предводителям менгов приказания-сны. Мох надеялся, по его словам, остановить Хизи до того, как она достигнет истоков Реки, куда ее ведут Перкар и какой-то варварский «бог». Но теперь, обдумав услышанное, Гхэ счел, что у шамана не сходятся концы с концами. Целью Перкара всегда было увести Хизи подальше от Реки, лишить ее законного наследства, может быть, наградить ее целым выводком белокожих выродков в каком-нибудь глухом углу. Так зачем же ему вести ее к самым истокам Реки?

Должно быть, Мох лжет. У Квен Шен острый, проницательный ум: недаром император выбрал ее для того, чтобы возглавить поход, и не зря бог-Река дал ее в любовницы Гхэ. Она оправдала эти высокие рекомендации: советы, которые она до сих пор давала Гхэ, всегда были хорошими, очень хорошими. Если бы он больше слушал ее, а не этого старика Гана, все теперь было бы иначе. Нельзя забывать и того, как почтительно Мох обращается с Ганом: едет рядом со старым ученым и угождает ему во всем, словно они — старые друзья. Правда, варвар утверждает, будто стремится оказать почести старику, потому что его любит Хизи, но что, если на самом деле Ган и молодой менгский шаман в сговоре против него, Гхэ?

Вот теперь все сходится. Ган заманил их в ловушку, предложив плыть вверх по притоку Реки, хотя и знал, что драконы этого не перенесут. Старик и раньше встречался с менгами, даже посылал через них что-то Хизи. И когда его план — крушение корабля — удался, было ли просто совпадением то, что менги оказались тут как тут, словно ждали появления отряда? Не были ли они заранее предупреждены о планах старого ученого? Так какова же их цель? Не привести Гхэ к Хизи, а заманить как можно дальше от нее. Пока он добирается до Шеленга, она мчится прочь, все дальше с каждым мгновением.

Гхэ дошел до деревьев; его трясло от гнева на собственную тупость. Иногда, конечно, бывает трудно думать — слишком далеко он от Реки, но это не может служить оправданием, ведь он — единственная надежда Хизи, единственная надежда великого бога. Он не смеет подвести их из-за слабости своего разума, тем более что его сила в других отношениях так велика.

Мох послан для того, чтобы его запутать, и это ему хорошо удалось. Гхэ не сможет перехитрить его в своем теперешнем состоянии, а если он потребует, чтобы менг признался, тот просто придумает правдоподобное объяснение всему, и Гхэ, чей рассудок слабеет вдали от господина и повелителя, может поддаться лживым сладким словам. Лучше не давать шаману такой возможности; лучше сразу разделаться с ним, а уж тогда Гхэ вырвет правду у духа Мха, когда тот станет его пленником.