Как заместитель начальника сводного отдела Коссов постоянно контактировал с отраслевиками. И чтобы не ударить перед ними в грязь лицом, старался вникнуть то в проблемы строительства, то в нюансы сталеварения. Рассказывает: «Начальником отдела химической промышленности, которая тогда быстро развивалась, был Бибишев. У него один зам — Козлов — отвечал за производство (минеральные удобрения в тоннах действующего вещества и так далее), и другой зам, Барский, — за капитальное строительство — ввод новых мощностей. Он был спорщик великий и громогласный. Я с ним утрясал объемы ввода мощностей в связи с капитальными вложениями, выделенными химической промышленности, а потом с Козловым — объемы производства по отрасли. И вот я как-то сижу, разрисовываю фломастерами процессы химии ацетилена. Заходит Бибишев: “Что делаешь?” А у меня на столе лежат “Основы химической технологии” — толстенная книжка. Я говорю: “Вот я сейчас с химией ацетилена разбираюсь”. Он говорит: “Ты что, ох**л? Зачем тебе это надо?” Я говорю: “Ты понимаешь, приходят ваши главные специалисты, ругнутся каким-нибудь акрилонитрилом — а я что? Делать "умные глаза", что я это понимаю? Я решил во всем этом разобраться, чтобы мне лапшу на уши не вешали”. А он: “Зачем тебе? Даже я не все знаю!” Как-то встретились с ним на заседании у Байбакова. Барский что-то говорит, а голос сиплый. Байбаков: “Илья, что это с тобой?” А он на меня показывает пальцем. Я, говорит, с ним побеседовал. Все хохочут. Вообще мне, как правило, приходилось работать с замами начальников по производству. Те приводили с собой заместителей министров по тем направлениям, о которых шел спор. Мне представляли проект плана. Я его быстренько просматривал и ставил галки на большинстве позиций, где спорить было не о чем. И выделял позиции, о которых приходилось спорить. Но чтоб не выглядеть профаном, я почитывал кое-какую литературу. В Госплане на одиннадцатом этаже была библиотека, замечательная, с хорошей подборкой. Я читал Economist, Canadian Mining Journal и прочие западные журналы. Потому что у меня был допуск. В этих журналах мне попадались статьи моих прежних коллег, уехавших за “бугор”. Кроме того, мне были доступны материалы ЦРУ о состоянии советской экономики. Я читал все это, и мне становилось понятней, что и где у нас не так. Плюс, конечно, собственные расчеты. А с Барским я спорил из-за распределения капиталовложений. Они пытались все вбухать в минеральные удобрения, а я старался вытащить тонкую органическую химию. Я понимал, что он не из вредности со мной спорил, а проводил в жизнь директиву отдела химии ЦК КПСС».

Расчеты плановых показателей вел Главный вычислительный центр (ГВЦ) Госплана. Он был в то время самым крупным и хорошо оснащенным гражданским вычислительным центром страны. Там работали лучшие специалисты в области вычислительной техники и экономико-математического моделирования: Н. Кобринский, Н. Криницкий, В. Собельман, Д. Лозинский, М. Виньков, В. Александров, Б. Зайцев, Ф. Шиллер, Н. Федулова, Т. Старчеус, А. Кострюков, Н. Ковалева, Э. Оганесян… В задачу ГВЦ входили подготовка и оформление государственного плана. Собрать информацию, распечатать ее на вычислительной технике и отправить в правительство. Раньше все это делалось на пишущей машинке, уйма времени уходила на распечатку. В 1973 году по распоряжению Байбакова купили английскую ЭВМ ICL-470. Она занимала два этажа в новом двенадцатиэтажном здании ГВЦ, построенном на Новокировском проспекте (ныне проспект Сахарова). Там было четыре огромных машинных зала, а под землей — артезианская вода, потому что машинам требовалось специальное охлаждение.

Особого искусства требовала «работа над пятилеткой» — так госплановцы называли процесс составления пятилетних планов. Здесь тоже были свои «невидимые миру слезы».

Рассказывает Коссов:

«Вызывает меня Николай Константинович Байбаков и говорит: “Слушай, для товарооборота надо на столько-то рублей товарных ресурсов. Вот тебе деньги на капвложения. Готовь предложения. Давай капвложения под товары”. Я прикинул, сколько нам не хватает товара — числитель. Сколько у меня капвложения — знаменатель. Поделил одно на другое — получил три рубля. Это означает, что если мы даем на пятилетку один рубль какой-то отрасли, то в конце пятилетки должны получить прирост в три рубля. Я объявляю своим коллегам в отраслевых отделах цену отсечения. “Найдите производство ширпотреба с такой вот отдачей. Я готов рассматривать предложение по увеличению товарной массы, чтобы на рубль капвложений было не меньше трех рублей товаров. У кого есть чего, приходите, будем разговаривать”. Но хорошо, когда колготки или что-то другое, где налог с оборота высокий, — например, на спиртное и табак. Тогда для бюджета все просто прекрасно. А если это товары, где и налога с оборота нет, одни субсидии сплошные? Диспропорция в ценах, она работала сильным тормозом…»

Темпы роста — еще один жгучий вопрос, не дававший Госплану покоя. Как говорил один из авторов первых пятилетних планов, академик Струмилин, «лучше стоять за высокие темпы роста, чем сидеть за низкие». В позднем СССР такой дилеммы уже не было, но за темпы роста госплановцам тоже стоять приходилось. Коссов рассказывает: «Приезжает Байбаков с заседания Политбюро, собирает узкий круг. Говорит: “Перед нами поставлен один из центральных вопросов — темпы роста. Давайте над этим подумаем”. Я прихожу к себе в кабинет, звоню жене, говорю: “Клавдюш, готовь два термоса чая и бутерброды”. Заезжаю, забираю эти два термоса с бутербродами и отправляюсь в ГВЦ к Уринсону. Примерно к восьми часам вечера собирается вся наша команда. И вот гоняем всю ночь компьютеры, прикидываем, какие могут быть темпы. К утру у нас уже вариант готов. И я где-то часов в десять Николаю Константиновичу рассказываю, чего мы насчитали. А он потом рассказывает это все Косыгину. Как-то на одном из заседаний Косыгин говорит: “Николай Константинович, ты нас совсем замучил своими вариантами. Давай мы теперь как-нибудь по-другому попробуем”. Теперь они что-то стали предлагать, а мы — обсчитывать, что они предлагают. Проходит еще пару недель, и Косыгин говорит: “Это тоже никуда не годится. Все, закончили эти эксперименты!”»

Председатель Госплана СССР имел пятнадцать заместителей, в том числе четырех первых. Каждый из них курировал определенное направление и был частью кадрового баланса. Госплан и здесь выстраивал балансы, не позволявшие этой государственной махине давать крен в какую-либо сторону.

Классифицируя замов Байбакова, его биограф М. В. Славкина выделяет четыре их типа. Первый — коренные госплановцы, высококлассные специалисты, много лет проработавшие в системе и этой системой воспитанные. Таким был Николай Лебединский. «Более сорока лет проработал он в Госплане, — писал о Лебединском Байбаков, — прошел тернистый и долгий путь от простого