Время идет, и ты жалеешь, что Рашида нет дома. Тебе и самой есть что спросить. Например, видится ли он со своими сыновьями? Когда он женился? Амиль пьет чай и смотрит на свои сандалии. «Я бы не пришла сюда, — говорит она, — но там похороны, и Рашид должен приехать. Должен поехать». Женщина искоса смотрит на тебя долгим взглядом, и ты осознаешь, что она думает, будто вы с Алюэттой живете вместе как пара.

«Нет», — говоришь ты вслух, и Амиль чуть не роняет чашку. Хлопает дверь. Алюэтта-Рашид дома. Ты встаешь, когда он заходит на кухню и застывает при виде Амиль. Он ставит на пол продукты. Никто не говорит ни слова. Теперь он кажется тебе очень мужественным. Тяжелая челюсть, мускулистые руки. Впервые ты не можешь понять, что в нем есть от женщины.

«Давно ты здесь?» — спрашивает он Амиль, и в его голосе нет ни малейшей симпатии. Амиль быстро говорит ему что-то на хинди, ее глаза яркие и влажные, она пытается не заплакать. Она говорит постоянно, будто произносит одно длиннющее предложение, которое все никак не кончается. Алюэтта ничего не отвечает. Ты спасаешься в своей комнате и закрываешь за собой дверь. Через час Алюэтта стучит в дверь твоей комнаты. Теперь она снова стала собой, у нее под глазами размазана тушь. «Мне кое-что нужно, — говорит она. — Не могла бы ты поехать со мной в Индию на семейную встречу, на похороны». Подробности туманны. Ее дедушка умер, и она должна лететь в Индию на церемонию, но без тебя она поехать не может, ты единственный человек на этой земле, кто ее понимает. «К тому же, — объясняет она, — я не могу поехать как женщина. Я должна поехать как мужчина. Амиль хочет, чтобы ты вела себя как моя новая жена, моя американская жена. В Индии могут принять развод, могут принять другую женщину, но это… — она касается своей груди, — это неприемлемо. Всего на несколько дней, за все платит Амиль, она богата, тебе это ничего не будет стоить».

Если ты едешь в Индию на похороны, перейди к главе 54.

Если ты отказываешься ехать на похороны, перейди к главе 55.

Продолжение главы 182

Ты остаешься, но ничего хорошего в этом нет. В конце концов, у вас нет детей. Роки говорит, что ты бесплодна и это позор, потому что единственное назначение женщины в том, чтобы рожать детей (ты втайне радуешься, что не дала начало новой жизни, не выпустила ее в этот хаос, этот несовершенный мир, но ему ты об этом не говоришь). Он продолжает оскорблять тебя, пока однажды ты просто не уходишь. Ни развода, ни документов — ты просто перестаешь возвращаться домой. Ты переводишься в городской колледж, а потом переезжаешь в квартиру-студию в Челси. Работаешь над своими картинами и выставляешься в галерее вместе с другими преподавателями.

Ты думаешь о Сергее. Его музыке. Его руках. Ты садишься на электричку до Брайтон-Бич и ищешь его. Сергей шести футов пяти дюймов ростом. У него широкие плечи, он похож на холодильник в черном тренчкоте. Его речь достойна книги стихов, каждое из блюд, что он готовит, само по себе заслуживает голубой ленточки.

Когда ты находишь его, он спорит с кассиром на почте Брайтон-Бич, а ты просто встаешь на цыпочки и целуешь его. Вы переезжаете в южную часть города, подальше от Роки, в еще более крошечную и раздолбанную квартирку. Помимо того, что он часто и агрессивно занимается любовью, Сергей оказывается изрядным неряхой. Носки в кухне, крошки от тостов в постели. Он свинья, но твоя свинья, и даже когда ты ругаешь его из-за трусов на полу в ванной, втайне ты находишь это странным и трогательным, но говорить ему этого не хочешь. Ваше взаимное притяжение основано на смеси равнодушия и раздражения, которые вы испытываете друг к другу. Похоже, ничего из того, что он делает, не может по-настоящему вывести тебя из себя.

Роки находит ваше новое жилье и пинком открывает дверь в вашу квартиру, назвавшись электромонтером. Он бьет тебя в челюсть кулаком, а ты в ответ бросаешься на него с полной бутылкой кьянти, которую разбиваешь о его голову, и потом не можешь отличить кровь от вина. Посреди всего этого домой возвращается Сергей, который ничуть не выглядит смущенным. Он идет на кухню и делает себе бутерброд с ржаным хлебом и бужениной, в то время как Роки валяется под кухонным столом в отключке.

«Какого черта? — кричишь ты, после того как тебе наконец удается выпихнуть мокрого и окровавленного Роки за дверь. — Почему ты мне не помог?»

«Это же было твое сражение», — пожимает он плечами и откусывает от бутерброда большой кусок. В этом весь Сергей. Никогда ничего не принимает слишком близко к сердцу. Даже тогда, когда ты оказываешься беременной в первый, второй и третий раз. Ты хотела, чтобы все эти дети его раздражали, но он не раздражается. Он их обожает. Вы впятером живете в крошечной квартирке. Сергей считает, что в современных семьях половина всех бед оттого, что они живут в слишком больших домах. Родители ничего не знают о жизни своих детей, потому что не видят, чем те занимаются. Маттео, Маркус и Миша всегда у тебя на глазах, и ты знаешь, что с ними происходит.

Они вырастают. Маттео получает хорошую работу санитарного инспектора в городе, Маркус идет по стопам отца и становится поэтом, несколько его книг издаются маленькими издательствами небольшими тиражами, а кроха Миша уезжает в Россию, где преподает английский, и приглашает вас с Сергеем его навестить. Все заканчивается тем, что вы перебираетесь в холодный божественный Санкт-Петербург и открываете кофейню. Маркус перебирается к вам, и в Америке остается только Маттео, который не хочет бросать свою профсоюзную работу.

Когда вы все вместе умираете, ты уже стара, седа и суха. Вся семья (кроме Маттео) погибает во время крушения поезда за городом. Поезд сошел с рельсов на плохом участке пути прямо в овсяном поле. Последнее, что ты помнишь, это улыбка твоего мужа, когда он смотрит на тебя. «Цветы, — говорит он, — надо было взять больше цветов».

Продолжение главы 130

Ты едешь в Оаху с Альбертом. Он показывает тебе, как затачивать нож Боуи и как можно урвать кислорода из скубы на десять дополнительных минут. Он показывает тебе, как отпугивать барракуду пузырями из своей трубки и как есть омара руками. Он расспрашивает тебя обо всем: какое твое первое воспоминание, какое твое любимое блюдо, чего ты боишься и что бы ты сделала перед смертью, если бы могла сделать только что-то одно? Он не хочет ничего знать о твоем дурацком браке. «Мы все вляпываемся в дерьмо, — говорит он. — Важно не то, как ты в него вляпался, а как ты из него выбрался». Но обожает слушать про то, как ты облапошила своего бывшего, как ты забрала все, что было можно, а потом «удалилась, как снежная королева», как он говорит, сверкая глазами и ухмыляясь.

Вы проводите время, днем занимаясь серфингом, а ночами — любовью, гуляя потом по пляжу под луной. Его брак тоже скатился под гору, но заставить его рассказывать об этом очень непросто. «Любить ее было все равно что танцевать на горячих углях, — рассказывал он. — Я так торопился выполнять все ее желания. Она привыкла к этому и научилась довольно ловко заставлять меня танцевать. Она проверяла, насколько быстро и как далеко я могу зайти, выполняя ее прихоти. Прошли годы, прежде чем я понял, что для нее это были только „хлеб и зрелище“. У нее было полно любовников. Дюжины. Сотни. Не знаю. — Он вздрагивает и продолжает: — В общем, не важно, как туда попадаешь, важно, как ты из этого выбираешься».