волнуйся за меня, у меня наготове нож и самая агрессивная сторожевая собака в городе, которая держит меня за руку. — Она улыбнулась Рокко, когда он закончил застегивать пуговицы на ее платье и прижался голодным поцелуем к ее губам.

— Чертовски верно, жена, — сказал он ей. — И я думаю, что позволю тебе оставить этот парик, когда мы вернемся домой, я смогу притвориться, что шокирован тем, что это не твой натуральный цвет, когда окажусь между твоих бедер.

Слоан шлепнула его, притворившись возмущенной, а он укусил ее за ухо с собственническим рычанием, которое говорило о том, что он шутит лишь наполовину. Слоан забрала маску Уинтер, оставив свою собственную рядом с раковиной, так как она завершила свое преображение, а я остался смотреть на каждый дюйм прекрасного лица моей дикарки.

— Пора идти, — твердо сказал я, схватив брата за плечо и толкнув его к двери.

— Ладно, ладно, — согласился Рокко, протягивая руку Слоан и обхватывая ее за талию, когда она шагнула к нему. — Я напишу тебе, как только мы выберемся наружу, и они не начнут нас преследовать. Фабио подготовил машину для побега на другой стороне улицы. Встретимся у Фрэнки, когда все будет готово.

— Удачи, — серьезно сказал я, глядя между ними двумя, когда они снова вышли из туалета и дверь медленно закрылась за ними.

Тишина повисла густая и тяжелая, и я медленно повернулся, чтобы посмотреть на мою дикарку.

Мы так давно не виделись, слишком давно не были наедине, и каждое мгновение, которое я тратил на охоту за ней, на тоску по ней, казалось, лишь приводило меня к этому. И теперь я не знал, что сказать или сделать в первую очередь, чтобы показать ей, как много она для меня значит.

Никто из нас не произнес ни слова, и воздух в маленькой комнате стал тяжелым от ожидания, мы просто смотрели друг на друга, упиваясь друг другом и пробуя желание, которое росло между нами.

Уинтер все еще прижимала платье Слоан к груди, но ее пальцы медленно разжали ткань, пока она не уронила его, и оно соскользнуло вниз по изгибам ее тела, как разлившаяся вода, так что она осталась передо мной в черном бюстгальтере и стрингах. Поверх трусиков она надела подтяжки с подвязками, а из-за высоких каблуков, которые она носила, ее ноги казались длиннее, чем когда-либо. Мобильный телефон, который Фрэнки передал ей, был засунут в одну из них, и я с ухмылкой посмотрел на него.

— Я скучал по тебе больше, чем можно выразить словами, куколка, — вздохнул я, мое горло сжалось, а слова стали грубыми от вожделения.

— Покажи мне, как сильно, — ответила она, ее голос дрожал, а грудь тяжело вздымалась и опускалась.

Мой взгляд блуждал по ней, и я сделал шаг ближе, затем еще один, пока наши тела не разделял всего один дюйм, и это пространство было заполнено тяжелым дыханием нашей потребности.

— Когда я смотрю на тебя, я чувствую себя нищим, стоящим перед своей королевой, — сказал я ей. — Как будто я смотрю на что-то гораздо более чистое и лучшее, чем я, и как будто я очерняю тебя, просто находясь в твоем присутствии. Как будто я делаю тебя грязной, просто думая обо всех способах, которыми я хочу поклоняться тебе.

— Тогда сделай меня грязной, горный человек, — взмолилась она, задыхаясь, все еще не прикасаясь ко мне. — Заставь меня почувствовать тяжесть короны, которую ты возложишь на мою голову.

Я не сводил с нее глаз, а затем медленно опустил рот к ее ключице, где на ее плоти был шрам в форме полумесяца, и провел языком по его длине.

Она вздохнула, когда я поцеловал ее, и я застонал от этого звука, вырвавшегося у нее, мой член набух в штанах, так как я жаждал получить больше ее. Всю ее.

Моя маска задевала ее кожу, когда мой рот двигался по ее плоти, но когда я поднял руку, чтобы снять ее, она остановила меня голодным стоном. Как будто она хотела, чтобы я не снимал ее, дьявол в красной маске, расписывающий ее тело в грехе.

Я знал, что должен был обратить внимание на дверь позади меня, но мы должны были остаться здесь, чтобы план сработал, и у нас было время, чтобы убить его. Я так долго ждал, чтобы она снова была со мной, что был бессилен игнорировать эту потребность во мне или в ней тоже. Мы могли действовать быстро. И мы оба нуждались в этом слишком сильно, чтобы отрицать это.

Мой рот переместился к следующему шраму на ее плоти, и я поцеловал его тоже, медленно перемещаясь по нему ртом, пробуя ее кожу и целуя каждый маленький кусочек доказательства того, насколько она сильна. Я ненавидел и любил эти шрамы в равной степени. Я ненавидел то, что они напоминали мне обо всем, что ей пришлось пережить, и в то же время я любил силу, с которой каждый из них сохранился. Мне нравилось, что она носила их как воин, гордясь огнем в своем нутре и силой своей души, и мне нужно было, чтобы она знала, как я ценю каждый из них, что я вижу в них именно то, что они символизируют, и что в моих глазах они делают ее только красивее.

Я двигался ниже, отыскивая каждую отметину на ее плоти по памяти, а она прижимала руки к стене позади себя, борясь с желанием прикоснуться ко мне в ответ, купаясь в том, как я поклоняюсь ей, и позволяя мне не торопиться, заново знакомясь с каждым сантиметром ее тела.

Когда я спустился достаточно низко, я опустился перед ней на колени и откинул голову назад, чтобы посмотреть на нее снизу вверх, пока она пыхтела надо мной.

— Скажи мне, что ты все еще хочешь меня, как раньше, дикарка, — умолял я ее, мои руки обвились вокруг ее бедер, а все мое тело начало дрожать от предвкушения.

Мой член был тверд как железо в штанах, и я желал ее так, что понимал, что мы не сможем удовлетвориться одним разом, но я, черт возьми, собирался попробовать, если она этого хотела.

— Не будь со мной нежным, Николи, — предупредила она. — Мне не нужен утонченный мужчина, которого видит мир, когда смотрит на тебя. Мне нужен жестокий зверь, который убивал ради меня. Мне нужен мужчина, покрытый кровью моих врагов, и я хочу забыть, что меня когда-либо звали Сашей, и быть просто твоей дикаркой.

Мой взгляд потемнел от ее слов,