– Лучше я просто отвернусь, – отвечает он спокойно, но твердо. – Ну вот, я уже не смотрю. Давай, плачь спокойно.

– Я не могу!! – почти кричу я.

– Да плачь же!

Внезапно прямо перед моими глазами оказывается плечо его пиджака, и я вижу, как на плотной ткани осели капельки влаги, похожие на крошечные жемчужинки. И тут что-то во мне ломается. Я вцепляюсь в это плечо мертвой хваткой, утыкаюсь в ткань лицом и пла́чу, пла́чу без конца…

Мы сидим в предбаннике довольно долго. Мои плечи трясутся от рыданий, я громко всхлипываю, кашляю и шмыгаю носом, а Лоркан потихоньку массирует мне спину. По какой-то не совсем понятной для меня причине я все время вспоминаю, как рожала Ноя. Роды были сложными, потребовалось кесарево сечение, и я была основательно напугана, но все время, пока длилась операция, Дэниел не отходил от меня ни на шаг и до самого конца держал меня за руку. Тогда я в нем не сомневалась, и, если бы меня спросили, я ответила бы, что уверена в нем не на сто, а на тысячу процентов. Когда же все изменилось? Когда он изменился и почему я этого не заметила?

От этих мыслей мне становится еще горше, и я снова начинаю всхлипывать. Это продолжается довольно долго, но наконец я выпускаю пиджак Лоркана и откидываю назад волосы, прилипшие к моему распаренному, мокрому от пота и слез лицу. Я совершенно уверена, что кожа у меня покраснела, а нос и глаза распухли, но мне почему-то все равно. Вместе со слезами пришло облегчение, и это довольно приятно… хотя так, как сегодня, я не плакала, наверное, с десятилетнего возраста.

– Извини, ладно?.. – говорю я, но Лоркан останавливает меня движением поднятой ладони.

– Т-ш-ш… Не надо ничего говорить, и извиняться тоже не надо.

– Но твой костюм… он испорчен! – Своими слезами я, наверное, промочила его пиджак насквозь. Кроме того, мы почти полчаса сидим одетые в предбаннике, в котором так же жарко, как в парилке. Просто удивительно, как мы до сих пор не сварились заживо!

– Развод всегда сопряжен с потерями, – спокойно говорит Лоркан. – Можешь считать мой костюм одной из таких потерь… если, конечно, это потеря. Я слышал, что пропаривание полезно для ткани.

– Да и мы сами, я думаю, стали значительно чище. – Я уже почти улыбаюсь.

– Вот видишь! Кругом одни плюсы, и их значительно больше, чем минусов.

Между тем пар из парилки продолжает проникать в предбанник даже сквозь закрытую дверь, его облака становятся настолько плотными, что сквозь них почти невозможно различить выражение лица Лоркана – я и его-то самого вижу лишь как расплывчатое, темное пятно. Жара стоит невыносимая, но мне по-прежнему не хочется никуда идти. Я немного успокоилась, и теперь мы с Лорканом разговариваем с полным доверием, как старые друзья. Правда, за па́ром я совсем не вижу его лица, но это даже хорошо, ибо создает некоторую иллюзию уединения.

– Когда я выходила замуж, – говорю я в туман, – я знала, что жизнь не будет состоять из одних лишь радостей. И я вовсе не ожидала райского блаженства в сказочном розовом саду. Когда я разводилась, я тоже не рассчитывала на беззаботную, радостную жизнь, но… я ожидала… надеялась, что теперь-то у меня будет пусть не сад, но… Хотя бы что-то вроде патио.

– Патио?

– Ну, ты знаешь… Такой маленький палисадничек, где я могла бы посадить несколько растений, любить их, поливать, заботиться – и смотреть в будущее с оптимизмом. Но мне достались лишь руины да обугленные головешки. Выжженная пустыня, как после Третьей мировой…

Лоркан тихо смеется.

– Ну и сравнения у тебя!..

– А что получил ты после своего развода? Небось тоже не райские кущи!

– Пустынный лунный пейзаж, – тотчас отвечает он. – Пыль, холод, кратеры от ударов метеоритов, обломки породы.

Несмотря на облака пара, наши взгляды встречаются, и мы оба понимаем, что слова больше не нужны. Мы и так понимаем друг друга. До конца.

Горячий пар клубится, закручивается спиралями, оборачивается вокруг нас, словно душное ватное одеяло. Как ни странно, он не обжигает, как в начале; напротив, его влажный жар кажется целебным. Пар изгоняет тревожные мысли, очищает душу и разум, и с каждой минутой я начинаю видеть вещи отчетливее и яснее. Это очень приятная ясность, хотя теперь я и понимаю, что Лоркан был прав, когда сказал, что я совершила ошибку и что ошибка эта может быть чревата очень серьезными последствиями лично для меня.

Я должна отказаться от своей затеи. Мой план никуда не годится. Не в том смысле, что я что-то плохо продумала; напротив, я продумала все очень хорошо, самым оптимальным образом использовав все возможности, которые были в моем распоряжении, но это-то и есть самое страшное. Что, если мой план удастся? Нет, нужно остановиться, пока не поздно, иначе я действительно могу потерять Лотти, а этого я не вынесу.

Да, я по-прежнему хочу уберечь сестру от той боли, которую довелось испытать мне, но… В конце концов, это ее жизнь. Я не могу делать выбор и принимать решения за нее. Если Лотти суждено расстаться с Беном, что ж, пусть так и будет. Если ее развод окажется таким же болезненным, как мой, – пусть, ведь это ее развод. И если им с Беном суждено прожить семьдесят лет в счастливом браке и воспитать два десятка внуков – да будет так. Я могу только желать своей сестре всяческого счастья, могу даже помогать ей в сложных ситуациях, но вмешиваться я не имею права. Решения должна принимать только она сама.

Новая мысль поражает меня как молния. А что, если я все это затеяла не из-за Лотти, а из-за себя и Дэниела? Что, если и тут Лоркан прав, и это я совершила Неудачный Выбор? О господи, что я наделала!.. Что натворила!..

Я вдруг осознаю, что последние слова я произнесла вслух.

– Извини, – быстро добавляю я. – Я просто… поняла…

Я поднимаю голову и смотрю на него. Чувствую я себя ужасно.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы помочь своей младшей сестре, – говорит Лоркан в ответ. – Твоя цель была возвышенной и благородной, но достичь ты ее попыталась с помощью интриг, обмана и причинения прямого вреда… я имею в виду твою «блестящую» идею с арахисовым маслом, – поясняет он, заметив мое протестующее движение.

– Но что… – Я в испуге подношу ладонь к губам. – Что, если Лотти и в самом деле узна́ет?..

Эта мысль кажется мне настолько ужасной, что я впервые в жизни чувствую себя на грани обморока. Мне так хотелось добиться своего, что я не подумала об обратной стороне своего плана. Ну и идиотка!..

– Может, она еще и не узнает, – говорит Лоркан спокойно. – Я бы сказал – она наверняка ничего не узнает, если ты откажешься от дальнейших действий и прямо отсюда отправишься домой. Лично я ничего твоей сестре рассказывать не собираюсь и тебе советую сделать то же самое.

Я киваю.

– Нико тоже не проболтается, это не в его интересах… Нико – это мой помощник в отеле, – поясняю я и глубоко вздыхаю, словно человек, чудом избежавший смертельной опасности. – Я, конечно, тоже буду молчать, так что… пожалуй, все в порядке. Лотти ничего не узнает.