Они были братьями.

— Что, малец, вздумалось удаль показать? — распорядитель лордовского балагана сверкнул щербатой ухмылкой. Рыжеволосый мальчишка с усилием сглотнул и бросил на него беспокойный взгляд. Воин оглянулся к лордам, заметил в их лицах одобрение, ухмыльнулся шире и сунул парнишке лук.

— Миро, не надо! — крикнула из толпы женщина. На неё зашикали. Эд глянул в ту сторону, откуда доносились женские рыдания, потом снова на мальчишку, и лишь потом на пленника. Тот смотрел на брата неотрывно, болезненно расширенными глазами. Эд понял, что он пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит. Он боялся. Когда стоял среди смертников, когда его вели на верную гибель, всё одно, в петле или от стрелы — не боялся, а теперь — холодел от страха. Не за себя.

За своего маленького брата, если тот промахнётся.

— Ну, парень, давай, ату его, ату! — насмешливо крикнул младший из лордов, проклятых пленным юношей, и, сунув два пальца в рот, задорно свистнул.

Мальчик умел стрелять — Эд понял это сразу, по тому, как он взялся за лук, как положил пальцы на тетиву, как инстинктивным, на удивление холодным движением наклонил голову, прицеливаясь. Он умел стрелять и с годами, возможно, станет стрелять очень хорошо — быть может, лучше всех. Что бы ни случилось, когда стрела сорвётся с тетивы, он не забудет этот день, это солнце, клонящееся к горизонту, но всё ещё такое жаркое, этот дуб, эту верёвочную петлю, этих лордов, чьи кони фыркают и топчут землю, которая принадлежит не им. Он не забудет, и однажды все они заплатят ему за то, что не дали забыть. Он будет тем, кто свершит проклятье своего брата, внезапно понял Эд. Понял ясно и чётко — как понимал порой, что случится, если он поступит так или иначе, видел чётко и ясно, за какую из бесчисленных вероятностей будущего ему предстоит держать ответ.

Это будет. Но — не сейчас. Сейчас этот мальчик промахнётся. Не потому, что не умеет стрелять. Потому, что стреляет в своего брата. И у него дрожит рука. Едва заметно. Так, что он и сам не чувствует этого. Если бы чувствовал, смог бы сделать поправку на прицел, но он не чувствует…

Поэтому — промахнётся.

И брат его умрёт.

«И, — подумал Эд, — я буду в ответе, я снова буду в ответе за это, потому что стою в толпе и смотрю».

— Стой! Не стрелять!

На миг ему почудилось, что от его окрика мальчишка непроизвольно дёрнется и отпустит тетиву. Мальчишка дёрнулся, но тетиву не отпустил. Он в самом деле был хорошим стрелком. Он только опустил лук и обернулся. И затаившие дыхание люди в толпе обернулись.

И лорды обернулись тоже. Теперь они смотрели на Эда.

А он смотрел на них.

Он знал их, всех троих, — хотя видел раньше лишь двух их них: самого младшего, который был ещё моложе, когда они встречались, и Эд был совершенно уверен, что Лотар Пейреван не помнит об этой встрече; и Никласа Индабирана — он сильно изменился с тех пор, но Эд узнал его без труда, потому что с годами лэрд Индабиран стал почти точной копией своего отца. Лишь Дэйгона Одвелла он прежде никогда не видел, зато знавал в своё время всех его сыновей.

У каждого из этих людей были поводы желать ему смерти, и ни один из них не подозревал об этом. Они не подозревали даже о том, что он здесь, он давно уже здесь, стоит в стороне и наблюдает за ними, наблюдает за тем, как они переговариваются, хохоча и хлопая себя по бокам, когда очередной стрелок пускает стрелу мимо цели, довольно крякая, когда ноги очередной жертвы отрываются от земли.

«Вы больше не убьёте ничьих братьев», — мысленно сказал им Эд Эфрин и соскочил с коня.

— Дай, — коротко сказал он рыжему мальчишке и протянул руку. Тот заколебался, открыл рот, чтобы возразить, но перехватил взгляд Эда и закрыл его. Потом с нежданной надменностью заявил:

— Я умею стрелять!

— Знаю, — спокойно ответил Эд. — Но позволь мне.

— Эй, это не по правилам! — возмущённо крикнул лорд Пейреван. — Какого хрена, кто это вообще такой? По одной попытке на башку!

— Он своей попытки ещё не сделал, — возразил Эд, обернувшись к нему. — И передаёт её мне. Правда, парень?

Мальчишка молчал и таращил на него глаза. Все таращили на него глаза. Он слишком сильно отличался от них — своим видом, своей речью, уверенностью, звучавшей в его голосе. Как забавно, подумал Эд, они только теперь меня заметили, потому что были слишком увлечены представлением. А сейчас я сам для них — представление.

— Дай, — тихо повторил он.

Парнишка и подчинился.

Эд развернулся на каблуках, легко вскинул лук к плечу, оттянул тетиву и отпустил её. Короткий щелчок, удар — доля мгновения, так быстро, что на сей раз никто не успел затаить дыхание. Когда Эд опустил лук, над толпой всё ещё висела тишина.

Глашатай медленно наклонился и вытащил из травы яблоко, пронзённое стрелой.

Толпа взорвалась криком.

Пленник ошалело моргал, оглядываясь, ничего не понимая. Его товарищи по несчастью тоже оживились, и стражником пришлось пройтись им по рёбрам, чтобы урезонить. Другие воины сдерживали напирающую толпу. Кто-то из лордов восхищённо выругался.

Эд небрежно передал лук глашатаю.

— Как я понимаю, теперь он мой? — указав на пленника, спросил он. Дождавшись от глашатая неуверенного кивка, повернулся к рыжему мальчишке, потрясённо глядящему на него и будто не слышавшему победного рёва односельчан, и хлопнул его по плечу. — Ну, парень, что ж ты стоишь? Иди, забирай своего брата.

Толпа всё ревела. Подачек им больше не хотелось — зрелище вышло уж больно впечатляющее. Те, кто стояли ближе, наперебой благодарили Эда, выкрикивали приветствия. Он помахал им рукой и снова вскочил в седло своего коня.

Потом повернулся и стал смотреть, как к нему подъезжает человек, который устроил это представление для себя — и для которого устроил это представление Эд.

— Эдвард Фосиган, если не ошибаюсь? — спросил лорд Дэйгон, глава клана Одвелл. Вороной жеребец под ним бил копытом, ветер трепал седую прядь, выбившуюся из короткой косы. Как и Эд, лорд Одвелл заплетал волосы на морской манер, хотя, как и Эд, редко бывал в море.

Эд лишь поклонился в ответ на вопрос, не требовавший от него никакого ответа.

— Также известный как Эд из города Эфрин… — смерив его взглядом, задумчиво добавил лорд Одвелл.

Эд выпрямился и ничего не сказал. К ним подъехал Лотар Пейреван — Индабиран отдавал распоряжения воинам, пытавшимся утихомирить ликующую толпу, — и подозрительно посмотрел на Эда. Он услышал последние слова Одвелла, и его глаза сузились.

— Большая радость и ещё бульшая неожиданность встретить вас в этих краях, — сказал лорд Дэйгон ничего не выражающим голосом и повернул голову к лорду Пейревану. — Лотар, вели разогнать толпу. Довольно потехи на сегодня.

— Милорд… да, милорд, — Пейреван проглотил возражение и, бросив на Эда ещё один неприязненный взгляд, спросил: — А с оставшимися пленниками что делать?