— Сюда! — прокричал Герман.

Они пошли на голос, миновали несчастного Винса Шляпу де Пальмо, который пришел в сознание, но держался за грудь с таким видом, будто его сшиб грузовик. Вокруг него заботливо хлопотал Ред Браун.

— Их ракеты меня ослепили, — сказал он Джонни.

— Ну-ну, парень, не волнуйся, — ответил Джонни. — Меня они тоже ослепили.

Наконец они добрались до большой трубы и увидели, как по ней, блестя, бежит вода.

— Вот куда залезли эти ублюдки. Крыса всегда отыщет дыру. Куда она ведет?

— Под улицы, — бросил Оуни. — Проклятье. Проклятье ковбой ушел.

— Но он бежит в испуге, наверно, раненый. Он больше не представляет проблемы, Оуни. Вообще. Он отлежится и захочет рассчитаться с тобой. Ну а мы найдем его раньше и разделаемся с ним. Проклятье, до чего же хитрый пес, откуда только такие берутся? Как, во имя Иисуса, он узнал об этой трубе?

— Я знаю, что я сделаю, — сказал Оуни. — Я вызову полицию.

— Джонни, Джонни!

— Что там?

— Он еще жив.

— Кто жив?

— Старик.

— Господи Иисусе, — сказал Оуни, поспешно повернувшись.

Вместе с Джонни они быстро вернулись к будке. Старик упал на площадке позади нее. Он лежал, залитый собственной кровью, пытался приподняться и снова падал, дергаясь от боли. Герман всадил в него четыре или пять пуль, а перед тем Джонни две или три. Но старый ублюдок не желал умирать.

— Крепкий парень, — заметил Джонни.

Старик взглянул на них, отхаркнул полный рот крови и снова посмотрел, на этот раз совершенно осознанно.

— Значит, это вы, парни, устроили все это дело? Ладно, только я вам скажу, что Эрл разыщет вас и устроит вам ад на земле, прежде чем Бог ввергнет вас в ад навеки.

— Почему бы тебе, старый индюк, не поторопиться сдохнуть? — презрительно произнес Оуни. — Мы не можем всю ночь торчать здесь и слушать твое тявканье.

— Оуни, я понял, что ты ничтожество, в первый же раз, когда взглянул на тебя, а я никогда не ошибаюсь в таких вещах.

— Если так, то почему же тогда я стою здесь с пушкой, а, старик? И почему же тогда ты валяешься здесь, расстрелянный чуть не в клочья, только кровь булькает?

— Меня не так просто убить, — сказал старик, а потом самым натуральным образом улыбнулся. — И, наверно, у тебя кишка тонка самому это сделать.

Оуни наклонился над ним, принял позу киногероя и выстрелил ему в лоб из своего «люгера».

Они бежали, пригнувшись, во тьму, и очень скоро даже эфемерный свет, брезживший из отверстия, через которое они проникли, исчез, поскольку подземный ход почти сразу же начал петлять.

— Господи, я не могу идти, — простонал Карло.

Эрл усадил юношу и стянул с него пиджак и рубашку. Пуля из карабина угодила ему в спину немного ниже плеча и вышла спереди. Из обеих ран обильно текла кровь.

Эрл разорвал рубашку своего молодого напарника, сделал тампоны и приложил к обоим пулевым отверстиям, а Карло дергался от боли и мотал головой. Тампоны Эрл закрепил петлей из галстука юноши, обернув его вокруг торса, а из своего собственного галстука сделал поддерживающую повязку, перекинув ее через шею раненого.

— Пойдем дальше.

— Боже мой, Эрл, я чертовски устал. Неужели вы не можете пойти и вызвать помощь? А я пока что отдохну здесь.

— Сынок, они увидят тебя, когда ты даже не будешь подозревать об их присутствии, увидят и убьют. Для тебя остаться здесь — значит умереть, все очень просто.

— Вряд ли я смогу идти.

— А я говорю, что сможешь. Ты не так уж тяжело ранен. Кто-то должен выжить, чтобы рассказать о тех мальчиках которым это не удалось. Кто-то должен помнить об этих мальчиках, о том, что они сделали и как их предали.

— Но вы рассчитаетесь с ними, Эрл? Вы доберетесь до них?

— Будь я проклят, если не доберусь.

— Эрл, не делайте этого. Ди-Эй не хотел, чтобы у вас были неприятности. Ди-Эй любил вас, Эрл. Вы были ему как сын. Разве вы не поняли этого? Если вы погибнете, то все, что он делал, не будет стоить и цента.

— Ну вот, ты, похоже, уже начал бредить.

— Нет, нет, — горячо возразил юноша. — Он послал меня расследовать ваше прошлое, поскольку боялся, что вами завладело стремление к смерти. А когда я узнал о вашем отце, он приказал мне вернуться и никому ни слова об этом не говорить.

— Я не понимаю, о чем ты толкуешь, но ты впустую тратишь силы. Мой отец давно лежит в могиле.

— Ваш отец умер всего минуту назад, и его последнее желание состояло в том, чтобы вы остались живы и прожили счастливую жизнь, которую заслужили.

— Знаешь что, перестань болтать и иди вперед.

— Эрл, я очень устал.

— Бобби Ли, ты...

— Мистер Эрл, я не Бобби Ли. Я Карло Хендерсон. Я не ваш младший брат, а только его подобие.

— Ладно, мистер, кем бы вы ни были, вы все равно здесь не останетесь.

Со этими словами Эрл поднял его на ноги и поволок по горячей струящейся воде в самой темной темноте, какую и младший, и старший видели в своей жизни.

Ручей Хот-Спрингс-крик был местной сточной канавой. Здесь пахло дерьмом, и грязной водой из ванны, и выпивкой, и кровью. Хлюпая по воде, они слышали попискивание разбегавшихся крыс. Здесь водились змеи и другие отвратительные создания, которые жили под публичными домами и питались трупами. Мокрицы и пауки, битые стекла, гнилые доски, тьма и сырость, зловоние, за сотню лет намертво въевшееся в кирпичи, отмели из какой-то вязкой субстанции, по большей части состоявшей, вероятно, из экскрементов.

— Далеко еще, мистер Эрл?

— Не очень. Я не слышу, чтобы они шли за нами.

— Я тоже.

— Эта проклятая инфракрасная штуковина была, наверно, слишком тяжелой для того, чтобы волочь ее сюда. Только что сообразил.

— Эрл, откуда вы знаете об этом месте?

— Заткнись. Не болтай слишком много. Еще несколько сотен футов, и мы начнем искать выход.

— Выход?

— Да. Тебе не удастся дойти до дальнего конца этого подземелья. Ты просто изойдешь кровью. Оно тянется еще мили на полторы. Но из всех притонов, водолечебниц и прочих заведений на всякий случай есть секретные выходы в эту клоаку. Мы выйдем через один из них.

— Эрл, я очень устал. Просто чертовски устал.

— Хендерсон, я не верю своим ушам. Никогда прежде не слышал, чтобы ты чертыхался.

— Если я выберусь отсюда, то буду чертыхаться, курить сигареты и трахать девушек направо и налево.

— Звучит как серьезная программа. Я мог бы присоединиться к тебе, но мне пришлось бы добавить к списку еще бутылку бурбона. А я больше не пью.