Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Возможно, Мелисендра могла бы полюбить меня. Но так невыносимо было ощущать ее взгляд, тем более прислушиваться к советам или интересоваться ее мнением. Я хотел навсегда забыть о том, как поступил с ней. Все из-за этого. Видно, покалывало откуда-то изнутри… Ведь с ней я поступил куда хуже, чем…»
Осень легла на Киллгардские холмы — самое чудесное время года на Дарковере. Но не сейчас… Повсюду проплешины разрушенных деревень, сожженные леса, привкус пепла во рту.
В любом случае, как бы Барду ни было трудно, он должен возродить Астуриас. Войны прокатывались по родной земле, и тамошний пейзаж ничем не отличался от здешнего. Те же щемящие сердце нелепости — одевшееся в багрянец ореховое дерево, а за ним — пепелище; сады, где по утрам посверкивал иней, — и полное безлюдье. Разбитые дороги, порушенные мельницы, угрюмые, одетые в рванье, обозлившиеся до крайней степени крестьяне. Зачем все это? Хотя бы один год выдался, когда можно было бы спокойно засеять пашню и убрать урожай. Он слыхал, что кое-где крестьяне начали сеять по полянам в глухих чащобах, переходили на подсечное земледелие, как много веков назад. Урожаи хилые — ни налогов не собрать, ни семью прокормить. Дети мерли как мухи, сколько ни рожай. Впереди большая война с Хастурами — зачем она? Что толку разгромить их в сражении, выиграть кампанию, если земля не накормит ни победителей, ни побежденных. А еще надо восстанавливать Башню в Хали, и на это нужны денежки. Восстанавливать придется — куда деться, иначе совсем одичаем. Кому-то надо лечить людей…
Между тем Варзил, Мирелла и Мелора мысленно беседовали о том, как восстановить Хали. С Башни разговор перекинулся на сожженные клингфайром деревни и залитые разжижающим кости туманом холмы Венза. Вспомнили о детях, мрущих от белокровия, голода, заразных болезней…
Какая же это война? Это безумие, кошмар!.. Стоило только сопоставить цели и результаты с ценой победы, и волосы начинали шевелиться на голове. Дома надо уволить с военной службы всех лерони, разорвать контракты; если отец откажется присоединиться к договору, пусть ищет себе другого главнокомандующего. Он, Бард, заработает себе на хлеб и в наемниках. Дело привычное…
Мелькнула мысль — если уж отцу так хочется ради завоевания Ста царств обратить весь мир в пустыню, пусть наймет Пола. Тот вполне сгодится для этой цели.
«Пол… Он такой же безжалостный, каким я был раньше. Ему это сподручно, ларан на него не действует. На ужасы насмотрелся вдоволь — и ничего. Только закалил душу. Вот пусть и громит, сжигает все вокруг».
Он почувствовал, что способен убить Пола. Уже не за то, что тот сам по себе представлял угрозу его власти, его положению при королевском дворе. Теперь Бард ненавидел его как человека, которым в сущности совсем недавно был он сам. Теперь знал, как тот опасен, как разрушительна жажда власти — мания, обуявшая его; как смертельно опасна сила в руках безжалостного, жестокого человека. Знал, что Мелисендра будет горевать, и был готов приложить все старание, чтобы убедить Пола отказаться от подобных греховных замыслов. Но у его двойника не было того испытания, через которое прошел он, Бард. Тот все еще горит желанием исполнить «великий замысел», ради него готов пожертвовать чем угодно, даже Мелисендрой.
Однако возможно ли вмешиваться в чужую жизнь, навязывать свою точку зрения? Но они с отцом уже впутались в эту историю. Теперь Бард понял, с кем он имеет дело, и возвращение того в исходную точку будет вполне справедливым воздаянием. Тогда и он, Бард, снимет грех с души и забудет кощунственную мысль, которая пришла ему в голову, когда он в первый раз заглянул в лицо двойника.
«Придет день, когда я буду вынужден убить его, или он сделает это первым…»
Так они ехали на запад, пока дорога не уперлась в развилку. Астуриас лежал на севере, однако Варзил предупредил Барда, чтобы тот не сворачивал.
— И ты, и Мелора еще способны родить детей, так что нам лучше сделать крюк и объехать зараженную землю. Если кто там побывает, может не надеяться на здоровое потомство. Эта область лежит так близко от Нескьи, что меня иной раз охватывает тревога — в безопасности ли Башня? В моем возрасте это не имеет значения, но у вас обоих могут появиться дети. — Он засмеялся, потом поправился: — Я имел в виду у каждого в своей семье.
Тут все засмеялись, а Бард: заметил, как Мелора искоса глянула на него, и сердце затопила радость. Душа чуть оттаяла. Ни разу за всю его жизнь женщина не смотрела на него такими глазами, никогда при этом он не испытывал щенячьей радости.
«И этого мужчину, Бард, я никогда не переставала любить».
Значит, она все еще любила его. Ей, по-видимому, дорого досталось это чувство. Он взял Карлину силой. Что по этому поводу говорил закон? Обручение обретало статус брака, если жених и невеста провели вместе ночь. Ясно, что Карлина только о том и думает, как освободиться от него, но что теперь может изменить ее отъезд? Ничего. Он не может взять Мелору в качестве барраганьи — все-таки она лерони, обитающая в Нескье, а это что-нибудь да значит. Меньше всего он хотел теперь, чтобы и Мелисендра сохранила тот же статус. Нужно искать решение.
Странно… Все эти годы он мечтал о том, чтобы вернуть Карлину. Теперь он страстно желал, чтобы она как можно скорее покинула замок. В холмах Киллгардских жила, поговорка: «Только тронь богов, потом не избавишься от их милости».
Вот будет смех, если Карлина вдруг полюбит его или решит, что теперь ей некуда деваться, и останется с ним. Это будет катастрофа! Такие случаи бывали. И не редко… Тронул камешек — и пошла лавина. К прошлому тоже нет возврата. Не может же он вернуть ей девственность! И Мелисендре помочь… Нет, что от него зависит, он сделает — поженит Пола и Мелисендру, пусть, в конце концов, она обнаружит, что Пол ничем не лучше Барда.
Или лучше? Он столько размышлял о своем двойнике, строил всякие предположения, планировал, а по существу он совершенно не знал его. Впрочем, как и самого себя. Хотя изначально он и Пол были совершенно одинаковые, потом, как ни крути, их дороги разошлись. Разные эпохи, разное воспитание… Поэтому и различий между ними куда больше, чем можно предполагать.
Объезд зараженного места занял много времени. Когда солнце уже перевалило за полдень, Мелора неожиданно вскрикнула от ужаса. Варзил остановил коня, его лицо исказилось — казалось, до него донесся чей-то ужасный вскрик, просьба о помощи. Потом он подъехал к Барду и взял его руку в свои. Сделал это машинально, словно сочувствуя и соболезнуя.
— Аларик! — прошептал Бард. Сам не зная как, он вдруг увидел искаженное ужасом и болью лицо брата, его последний взгляд, обращенный в небо. А рядом отца, пытавшегося прикрыть сына своим телом, рушащуюся стену… Затем — темнота!..
«Мой брат! Милосердные боги, мой единственный брат!..»
Варзил поддержал его — Бард склонил голову на плечо ларанцу. Горе было безмерно, он негромко зарыдал.
— Мне очень жаль, — тихо сказал Варзил. — Он был для меня как сын. У меня никогда не было сыновей. Когда Аларик болел, я провел у его постели много ночей. Хороший мальчик…