Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я первый, я смелый,
За мной пойдут другие…
Глухое эхо повторило последнюю строчку, а за ней последовало:
Я человек умелый,
Другие не такие…
Эхо дважды повторило:
Другие не такие…
— Другие здесь стоят, — мрачно прошипел Лучу. — Все скоро станут другими, если выберутся отсюда.
— Этот голос мне знаком, — прошептала девчушка. — Это Красик, поэт и балагур.
— Псих, — возразила Венса, — ненормальный Рыжик.
— Провокатор и некто, кому я бы не доверял, — добавил Лучу.
Из-за угла вывалился жизнерадостный, улыбающийся рыжий очкарик — Красик и, увидев их компанию, сразу посерьезнел, прибавил шаг и, не доходя до них метров десять, заговорил, четко произнося каждое слово.
— Ожидал и дождался. Наконец-то, очередь к Гуру. Вы будете последний? — он обратился к юноше. — Тогда я за вами. Вы не будете возражать, что я буду за вами? Если кто-то подойдет, то вы скажете, что я за вами, а то вдруг мне не поверят. А вам могут поверить. Вы здешний, а я издалека, — он говорил и говорил, не останавливаясь, и юноше никак не удавалось вставить хотя бы слово. Он несколько раз пытался что-то сказать в ответ, но каждый раз, как только он открывал рот, Красик уже начинал новую фразу.
— Надеюсь, остальные подтвердят, что вы последний? Вот вы, например, — Красик обратился к Венсе, — не будете возражать, что я буду за этим юношей и что я буду последним? О! Как приятно быть понятым. А то, знаете ли, не понимаем мы друг друга, отсюда и разногласия. Вот вы, например, — он указал на Лучу, — когда-то, может быть совсем недавно, были последним. А теперь кто вам поверит, что вы последний? Последний, ведь он, — и Красик снова повернулся к юноше.
— Вы можете подтвердить, что он уже не последний? Можете? Тогда вы обязательно, если вас спросят — он ли последний, этот юноша хорошего телосложения? То вы просто обязаны подтвердить, что он не последний, это ваш, так сказать, прямой долг, прямая, можно сказать, обязанность.
Похоже, Красика было уже не остановить. Он говорил и говорил, все убыстряя темп, и достиг такой быстроты слововещания, что перешел на скороговорки. Остальные уже с некоторым испугом наблюдали за его манипуляциями, которые тем более выглядели странными, так как не сопровождались ни жестикуляцией, ни мимикой. Казалось, что внутри Красика работает скороговорящая машина.
— А вы можете пропустить меня вперед? Мне очень нужно, ну что вам стоит, — Красик обращался уже ко всем. В интонациях его голоса появились плаксивые нотки.
— Мне очень, очень. Вы понимаете, когда очень, очень? Бывают же такие минуты, когда нельзя отказать? Мне нельзя отказать. Просто нельзя. Это негуманно. Гуманизм это самое главное. Мы же с вами гуманисты. Жалость гуманна. Жестокость не гуманна. Гуманисты. Вы, конечно, гуманисты. Я тогда пойду вперед? Нет возражений? Нет? Нет возражений, — и он скоренько удалился по сумрачному коридору, повторяя последние слова:
— Нет возражений. Нет возражений…
— Что это было? — спросила девчушка. — Куда он ушел?
— Словесный понос, — ответила Венса.
— Он еще там в бункере замучил меня вопросами по телефону: «Что, да как?» И видите ли, дайте ему доказательства, что Он есть? А у меня нет доказательств. Надо просто верить, что Он есть, — юноша хотел еще что-то сказать, но Лучу прервал его:
— Надо идти. А он, точнее оно, этот Красик, может быть и не человек вовсе, но у меня тоже нет доказательств.
— Может, мне уже можно снять повязку? — спросила девчушка. — Скоро выход. Вы чувствуете, воздух стал свежим и пахнет по-другому.
— Да, духота ушла, — подтвердила Венса. — Но где этот выход? Этот дурацкий лабиринт сложно устроен. А вот псих, наверное, дорогу знает, умчался как вихрь.
Свежий воздух заметно улучшил настроение. Девчушка перестала бояться глухих коридоров и узких лазов.
— Я уже не страдаю этой клаустрофобией. А то разбоялась, как маленькая девочка. Говорила мне мама: «Станешь взрослой, когда для других будешь делать больше, чем для себя», а я не знаю до сих пор, взрослая я или нет?
— Взрослая, раз идешь вместе с нами к Гуру, — ответил юноша. — Мы все здесь взрослые, опекунов что-то я здесь не заметил. Один Он нам всем опекун. Только у Него защиты надо искать, только Он…
— На Него надейся, а сам не плошай, — так часто говорила мама Эля, — перебил его Лучу.
— А без Него всё равно не обойтись, — юноша крепко держал девчушку за руку, и она с каждым шагом двигалась все увереннее по еще довольно узким коридорам.
На него они наткнулись так внезапно, что в Лучу, резко остановившегося, с ходу воткнулась Венса и, недовольная, что-то буркнула себе под нос.
Он лежал на боку, поджав коленки почти к подбородку, и, похоже, тихо спал с открытыми глазами. Лучу склонился над ним, зрачки Красика не реагировали на движение руки.
— Утомился псих, — иронично заметила Венса, заглянув через плечо Лучу. — Словами всех закидал и кончился. Спит как сурок в подземелье.
— Он не спит, он умер, — неуверенно сказал Лучу, — дыхание незаметно.
Лучу осторожно пощупал пульс.
— Странно, пульса нет, а рука горячая. Недавно умер.
Псих пошевелился и еле слышно, ни на что не реагируя, заговорил:
— Нет возражений, нет возражений. Срочно нет возражений. Срочно зарядка. Нет возражений, — он еще с минуту что-то бормотал совсем неразличимо и окончательно затих.
— Точно умер, — прошептал юноша.
— Это ужасно, надо позвать кого-то, — девчушка испуганно прижалась к бетонной стене.
— Что будем делать? Надо его вынести отсюда, — предложила Венса. — Оставлять его здесь нельзя.
— Он не человек. Смотрите, — и Лучу несколько раз заслонил ладонью свет, падающий психу прямо в глаза.
— А что тут смотреть? — недоверчиво спросила Венса. — Псих лежит себе, не шевелится.
— У него зрачки от света сужаются. Видите, — Лучу еще несколько раз повторил манипуляцию со светом.
— Может, он не весь умер? — предположил юноша. — Душа еще не отошла.
— Никакой у него души нет. Если он умер, зрачки тоже должны умереть. Да и теплый он до сих пор. У него что-то сломалось. Он точно не человек, — Лучу еще раз послушал пульс. Проверил дыхание.
— Я не доктор и не знаю, что это такое. Можно, конечно, взять его с собой, я ведь могу ошибаться.
* * *
— Изделие приближается к выходу, —
