— А насчет музыки это вы зря. Поговорите с друзьями. Музыка — это великая сила. Нужно только грамотно её использовать. Давайте попробуем. Я не о том, чтобы положить ваши стихи на музыку. Я о новом виде искусства. В котором будет сочетаться музыка и поэзия.

Мариенгоф задумался. И сделал правильные выводы. Это был шанс обойти Маяковского и его дружков. Все представители левых направлений хотели пробраться поближе к власти. А вот тут такое предложение.

Я добавил:

— Анатолий, я знаю, что вам по ушам стадо слонов прошло, поэтому вы музыку не воспринимаете.

— А вы поэт! Нет, какой образ. Но вы правильно сказали. Для меня музыка просто шум. Но вот для Сережи… Погодите, я его позову…

Вскоре к нам подошел Есенин. У него-то с музыкальным слухом было всё в порядке. Недаром говорили: «Есенина в России не читают, Есенина в России поют». И в моем времени группа «Альфа» неплохо запузырила песню Есенина. А найти музыкантов и сформировать группу — это уж вопросы чисто технические. Если получится — и сотню групп сформируем.

For those above to rock! We salute them!

Итак, я запарился идеей внедрить в это время рок-н-ролл. Дело тут даже не в моих личных пристрастиях. Хотя и в них тоже. Революционные песни по драйву были покруче рока. Но вот хотелось к ним добавить басов и барабанов… Что мне нравилось в роке, кроме собственно музыки? А то, что группы собирали не профессионалы. Ребята с нашего двора. Я дико ненавидел «творческую интеллигенцию». Которая продала мою страну за грошовые подачки. Так что пусть будет им альтернатива.

Но с реализацией моей светлой идеи оказалось много проблем. Я знал рок как слушатель. Я в той жизни слушал, в основном, «харду» семидесятых. Ну, там Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath, Rainbow, Nazareth и прочую подобную ботву. Из русского рока мне нравились «Алиса», «Кино», и архангельская группа «Облачный край».

А как там они играли — я не очень представлял. Ну, понятно, знал, что рок-музыка развилась из блюза. Так ведь сейчас мало кто знал, что такое блюз. Светлана умела играть на фоно, но как она честно признавалась, всего лишь «блямкала». То есть, умела изображать то, чему её учили. А больше никак.

А гитары в этом времени вообще не котировались. Они считались мещанским инструментом, на котором можно исполнять лишь душещипательные баллады. Так что к гитарам относились так же, как в моё время — к Филиппу Киркорову или Донцовой. Их презирали все — и коммунисты, и разные там эстеты. А как объяснить, что гитара способна на большее? Если я её держать в руках не умею.

В общем, моя идея прогорела и стала чадить. Но вот тут… Мы сидели со Светланой на кухне своей огромной квартиры и тихо-мирно пили чай из самовара. Квартира, кстати, производила мрачное впечатление — она выглядела полностью запущенной. А что вы хотите от парочки журналистов? У настоящего журналиста ведь нет ничего, кроме его работы. Вот и у нас не было. Так что кухня являлась для нас (кроме постели) более-менее обитаемым местом.

А тут раздался дверной звонок. Мы отреагировали грамотно — встали по обе сторону двери. Ну, и понятно, достали оружие. Светлана открыла дверь. И вдруг завопила.

— Андрей! Это ты!

Она сунула в карман наган и бросилась гостю на шею.

Да, это был наш товарищ Андрей Савельев, командир бронепоезда, с которым мы проехали сотни километров. Он был весь в коже, на лацканах его тужурки виднелись на черных петлицах красные ромбы комбрига. За его спиной стоял огромный бородатый мужик в шинели. На шинели этого товарища имелись черные петлицы с четырьмя «шпалами». На голове у него был черный берет с красной звездой.

У гостей с собой было. Сибирская самогонка — это дело серьезное. Так что после второй мы разговорились. Андрей на Дальнем Востоке очень преуспел. Он командовал бригадой бронепоездов. Его спутника звали Никифор Воскресенский. Он был из старообрядцев, но водочку-то пил как православный. А занимался он формированием «десантных» подразделений. Как я понял, это был спецназ. Да, товарищ Слащов очень опередил своё время.

Парни приехали в Москву для того, чтобы решить какие-то там темы.

А водки было много, к тому же говорить о том, зачем приехали товарищи, не стоило. Так что разговор сполз на мои проблемы. В том числе и о музыке. И тут Никифор изрек:

— Товарищ Сергей, ты вообще не тем концом думаешь. Я понимаю — ты жил в Америке. Но у нас не Америка! А мы тоже кое-что можем. Есть инструмент?

Инструмента у нас не имелось. Но Светлана вспомнила, что у дворника, дяди Паши, была гармонь. Она сбегала и одолжила.

Воскресенский опробовал инструмент.

— Вы знаете, как я играть научился? Был у нас на германской парень. Хорошо играл. Да потом его убили. Гармонь мне досталась. А что делать? Вот научился.

Итак, инструмент прибыл. Никифор развернул меха. И заорал хриплым голосом.

Эх яблочко, да на тарелочке

Погибает беляк в перестрелочке.

Эх яблочко, да оловянное

Колчаковская власть окаянная.

А пароход идет, дымит кольцами.

Будем рыб кормить мы японцами.

Эх, яблочко, да корни цепкие

А Советская власть очень крепкая.[169]

Я стал выбивать ритм по столу. А Светлана подхватила припев.

Эх, яблочко, куда ты котишься.

К партизанам попадешь — не воротишься!

А ведь это и был рок! Самый настоящий. Том Вейтс и Ник Кейв отдыхают. И на фига этот самый блюз? Вот тут ну, чуть баса поддать, чуть ударных…

Никифор поддался мои уговоры и сделал пару концертов. А дальше уже подоспели леваки.

Традиционный русский строй, который очень отличался от всяких ямбов и хореев, многим понравился. Как и идея исполнять стихи под музыку. Как и возможность использовать ритм-секцию. Тут разобрались и без меня. Наша страна богата талантами. В итоге появились многочисленные молодежные группы. Они были все очень бедные. К примеру, ударные установки они делали из того, что имелось под рукой. Кастрюли, сковородки и всё такое прочее. И их музыка построена была совсем не на блюзе, а на русской песне. Настоящей. Люди моего времени за «русскую народную песню» считали то, что сочинили в XIX веке профессиональные композиторы. Ну, а потом уже был полный позор вроде