руководству с целью передать им эти требования, дождаться их возвращения с ответом, а затем действовать. Кребс согласился.

Но прежде чем приступить к описанию этой части переговоров, автор просит читателя обратить внимание на некоторые любопытные моменты.

На переговоры Соколовского и Чуйкова, с одной стороны, и Кребса – с другой – успел драматург Всеволод Вишневский. Он сделал по сути стенографические записи разговора, которые впоследствии воспроизвел И. Падерин в очерке «Мы в Берлине» (сборник «Надо отстоять Отчизну». С. 425).

Кребс вручил нашим генералам пакет, в котором было три документа. Один из них представлял особый исторический интерес.

Между сторонами произошел следующий разговор.

Кребс: «Разрешите и помогите нам собрать новое правительство».

Чуйков: «Мы можем вести переговоры только о полной капитуляции Германии перед союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР, США и Англией. В этом вопросе мы едины».

Кребс: «Я прошу… Нашему новому правительству надо собраться здесь, в Берлине. Дёниц в Мекленбурге…»

Чуйков: «Нам понятно, чего хочет новое правительство. Тем более нам известны попытки ваших друзей Гиммлера и Геринга зондировать почву у наших союзников. Разве вы об этом не знаете?»

Кребс: «Может, появится новое правительство на юге, но оно будет незаконным. Мы думаем, что СССР будет считаться с правительством в Берлине. Для обеих сторон это выгодно и удобно».

Чуйков: «Вопрос о перемирии или капитуляции?»

Кребс: «Мы просим признать новое правительство Германии до полной капитуляции».

Чуйков: «У нас одно условие – капитуляция».

Пауза. Кребс роется в карманах, что-то ищет.

Чуйков уходит в соседнюю комнату к прямому проводу с маршалом Жуковым. Докладывает ход переговоров. Через десять минут возвращается, вызывает начальника оперативного отдела полковника Толконюка и приказывает ему отправиться к маршалу Жукову с оперативной картой и пакетом, полученным из рук Кребса.

Генерал Толконюк через несколько часов доложил документы Жукову. Тот переговорил со Сталиным и, пока Толконюк возвращался обратно, дал указания Соколовскому и Чуйкову, что Верховный главнокомандующий принял однозначное решение: «Только безоговорочная капитуляция».

Переговоры продолжались с учетом этой позиции Верховного главнокомандующего.

Соколовский: «Когда вы объявите о Гитлере и Гиммлере?»

Кребс: «Тогда, когда мы придем к соглашению с вами о новом правительстве».

Соколовский: «Сначала надо объявить Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам».

Кребс (оживился): «Очень умный совет. Это можно сделать сейчас же. Конечно, с разрешения доктора Геббельса. Я прошу послать к нему моего адъютанта».

Чуйков: «Посылайте. Надо передать Геббельсу: до капитуляции не может быть нового правительства».

Кребс: «Нет».

Соколовский: «Сложите оружие, тогда мы будем говорить о дальнейшем».

Кребс объясняет, что по завещанию фюрера президентом назначен Дёниц, который находится в Мекленбурге. До него четыреста километров. Он может прибыть в Берлин после перемирия. Пропустите его.

Соколовский: «Капитулируйте – и мы пропустим его в Берлин».

Кребс: «Я не уполномочен это сделать…»

Соколовский: «Тогда, господин генерал, мне не понятна цель вашего визита сюда».

Кребс (пауза): «Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Он был облит бензином и сожжен. Мы отговаривали его, советовали ему прорваться на Запад…»

Соколовский: «Можете ехать к Геббельсу». Кребс: «Что нас ждет после капитуляции?» Чуйков: «Вот наши условия о капитуляции Берлина». (Чуйков передает Кребсу лист с текстом капитуляции Берлина.) Переговоры с Кребсом шли, но одновременно на той стороне, у Геббельса и Бормана, тоже все бурлило. Ведь полковник Дуффинг, прибывший вначале вместе с Кребсом, был последним направлен, по предложению Соколовского и Чуйкова, к политическим руководителям Германии с сообщением о том, что советская сторона придерживается только одного условия – немедленная и безоговорочная капитуляция. Дуффинга сопровождали начальник разведки армии подполковник А.П. Гладкой и переводчик В.И. Журавлев, а когда они прибыли на НП нашей дивизии, то к ним присоединился заместитель начальника оперативного отделения дивизии майор И.Г. Белоусов. Группа на переднем крае была обстреляна, и Белоусов погиб. Остальные успели укрыться за развалинами. Доложили о событии Чуйкову. Тот приказал отправить на ту сторону только полковника Дуффинга, а нашим передний край не переходить. Дуффинг, энергично размахивая белым флагом и постоянно громко выкрикивая по-немецки: «Не стрелять! Идет полковник Генерального штаба немецкой армии Дуффинг!» – отправился на свою сторону. Встретился с Геббельсом и Борманом, доложил им сложившуюся ситуацию и условия русских, а в 10.00 утра 1 мая вернулся обратно – уже с указанием своих вождей. Наблюдая эту картину, каждый из нас думал о том, что наконец-то мы дождались – война кончается, и мы в 1945 году последний раз встречаем Первое мая еще не по-настоящему, но уже по-праздничному. Дуффинг вернулся к нам точно в том же месте, где и переходил линию фронта раньше. Его сопроводили к командиру дивизии полковнику Смолину, у которого он попросил позволения связаться по телефону с Кребсом для передачи особо важной информации. Ему разрешили, и он сообщил: доктор Геббельс требует, чтобы Кребс прибыл к нему и лично доложил обстановку. Когда полковник Дуффинг говорил с генералом Кребсом, то генерал уже ознакомился с условиями советского командования, переданными ему письменно Чуйковым. Он прочитал их про себя, свернул лист с текстом и, положив его к себе в карман, сказал: – Ультиматум… Сегодня Первое мая, у вас праздник, а у нас… Он, как бы прощаясь со всеми и со всем окружающим, окинул взглядом стены, взглянул на потолок, встал и отправился к выходу. Но не прошло и минуты, как Кребс вернулся. Якобы оставил здесь свою сумку. Однако никакой сумки не было. Видимо, он ждал от нашего командования предложения сдаться в плен. Но такого предложения не последовало. Кребс вернулся к Геббельсу и Борману.

Доложил им обстановку и, как выяснилось позже, застрелился. Когда на обратном пути он проходил мимо нас, то мы рассматривали его уже не с любопытством, как в первый раз, а с состраданием, словно чувствовали, что его скоро не станет.

Какие же документы были в пакете, который Кребс вручил нашему командованию для передачи советскому руководству? Это были три посмертных завещания Гитлера. Вот их содержание.

В первом завещании Гитлер патетически сообщает, что он уходит из жизни вместе с женщиной, которая пришла к нему в этот окруженный город, чтобы не видеть падения Берлина и капитуляции Германии. Здесь же в этом завещании Гитлер просит Мартина Бормана, как лучшего и верного друга, после сожжения их тел (А. Гитлера и Е. Браун) пепел развеять, чтобы от него не осталось и следов.

Под завещанием стояла подпись: Адольф Гитлер.

Расписались и свидетели: доктор Геббельс, Мартин Борман.

Свидетели подписали завещание в 4 часа 29.04.45 г.

Первое завещание в комментариях