побережье на многие мили вокруг. Так что люди проявляют вполне понятную осмотрительность, опасаясь, как бы, часом, не наломать дров и, не дай бог, ненароком испортить ее драгоценное настроение. Лишь те, кто на сто процентов уверен в себе, кто точно знает, что им никому ничего не надо доказывать, кто ни разу не опустился до заискивания перед ней — лишь этим стойким натурам по плечу это тяжкое испытание.

«Она умеет расположить к себе улыбкой, смехом, даже надутыми губками, — замечает кто-то из старых друзей, — и нет никакой разницы, сердиты ли вы на нее или она на вас, но люди неизменно возвращаются к ней. От Брижит невозможно долго держаться на расстоянии». В некотором роде, то удивительное приключение, что представляла ее жизнь, сводилось к поиску и обретению любви. И когда вы говорите ей, что даже те люди, с которыми она больше не видится, те, кто зол на нее из-за какого-нибудь ее фортеля или размолвки, — когда вы говорите ей, что все они утверждают: мол, даже несмотря на то, что мы больше не видим друг друга, все равно у нас в душе осталось к ней теплое чувство — когда вы говорите ей, что ее по-прежнему любят, глаза ее загораются и она спрашивает: «Правда?» А когда вы говорите: «Да-да, это правда», на какое-то мгновение вы вновь узнаете в ней ту маленькую девочку, все еще живущую в шестидесятилетней женщине, которая оказалась заложницей славы и которая в конечном итоге неизменно желала одного — чтобы ее любили.

Однажды жила-была роза.

И рука, что держала эту розу.

А на ее конце — Джеффри.

Именно так 10 декабря 1993 года я познакомилась в Сен-Тропезе с человеком, который, взявшись писать эту книгу, взвалил на себя громадную ответственность.

В тот день, в окружении бездомных псов, которых я тщетно пыталась пристроить к кому-нибудь на «Звериное Рождество», я познакомилась с Джеффри Робинсоном, которого до этого опасалась, избегала словно чумы — очередной тип, вознамерившийся писать обо мне, очередная тяжба, очередной посторонний человек, сующий нос в мою жизнь, сплетник, приспособленец.

Но затем, выслушав его, я сдалась. Он сумел рассмешить меня. Он предложил взять себе моих собак, моих кошек… он обладал редкостным обаянием и располагающим чувством юмора.

Он рассказал мне ряд историй про моего деда — Бума, словно знал его всю жизнь, он рассказал мне о моем детстве, о моей жизни. Я была заворожена правдивостью и тонкостью его замечаний.

Я доверяю ему, потому что он знает меня даже лучше, чем я сама. Я благодарна ему за его щедрость — готовность пожертвовать часть гонорара моему фонду ради дела защиты животных.

Брижит Бардо.

Сен-Тропез, март 1994 года.

Литературно-художественное издание

Технический редактор М. Г. Соловьева

Подписано в печать 06.08.97. Формат 84х1081/32. Бумага газетная. Печать офсетная. Гарнитура «Балтика». Усл. печ. л. 25,20. Уч. — изд. л. 21,43.

Тираж 21 000 экз. Зак. 1453.

Фирма «Русич». Лицензия ЛР № 040432. 214016, Смоленск, ул. Соболева, 7.

Издание выпущено при участии ООО «Сервег». 220013, Минск, ул. Сурганова, д. 1, корп. 2. Лицензия ЛВ 613 от 29.09.93.

Отпечатано с готовых диапозитивов заказчика в типографии издательства «Белорусский Дом печати». 220013, Минск, пр. Ф. Скорины, 79.

Примечания

1

Папарацци (итал.) — фотографы бульварных изданий (здесь и далее прим. пер.).

2

Флорист — владелец цветочного магазина.

3

«Time is money» — «время — деньги».

4

Bichette (фр.) — лань.

5

Элвис-Пелвис (англ.) — Элвис, вихляющий бедрами.

6

Joie de vivre (фр.) — радость жизни.

7

Schloss (нем.) — замок.

8

«Брижит — да, коррида — нет

9

Афродизиак — средство, усиливающее половое влечение.