– Если бы речь шла о хищниках, – мрачно произнес Нергер, – я бы с вами согласился. Однако человек устроен так, что глаза у него больше желудка. За примером, – капитан мастерски воспроизвел насморочную гнусавость Форбека, – далеко ходить не надо. Достаточно взглянуть на тот же Китай, куда британцы и русские ломятся в первых рядах, а им на пятки наступают американцы, едва начавшие осваивать свой Дикий Запад.

– Это говорит лишь о том, что человек иной раз глупее животных, – уверенно заявил майор. – Природу не обманешь, господа, и огромные империи обречены точно так же, как динозавры, с которыми нам довелось повстречаться. Пал Рим, закатилась Испанская звезда… а упомянутые вами британцы и русские тоже идут по этой кривой дорожке – достаточно вспомнить отделение Штатов и продажу Аляски. Если они попытаются откусить кусок за Гранью, он встанет им поперек горла. Эти земли не купишь у дикарей за пригоршню бус. Нет, я верю, их ждет иная судьба, чем стать очередной жемчужиной в британской короне. Собственно, – Форбек выразительно махнул бутылкой, – как раз по этому поводу я и заглянул к вам с этим превосходным рейнским вином, которое берег для особого случая. Отто, можно попросить вас позвать вестового?

– Вестовой кают-компании сейчас отсыпается после вахты, – произнес лейтенант цур зее, открывая шкафчик с бокалами. – Но, полагаю, мы сумеем обойтись наличными силами. Однако, Пауль, что же за случай приключился с вами? Не считая простуды, разумеется.

– О, не волнуйтесь, – заверил его майор, передавая вино капитану, – случай более чем подходящий.

Шнивинд покосился на капитана, однако Нергер лишь приподнял бровь, давая понять, что и сам удивлен очередным сюрпризом Форбека.

– Пауль?

– Сначала вино.

Пауль фон Леттов-Форбек дождался, пока лейтенант цур зее наполнит бокалы, встал, прокашлялся и торжественно провозгласил:

– Итак, я придумал… замечательный тост. За ту, что непременно возникнет на открытых нами берегах. За Новую Германию!

Наверху отзвенел последний удар колокола – восемь склянок, или, по-сухопутному, полночь, и теперь из-за приоткрытого иллюминатора вновь доносились скрип снастей да шипение волн под форштевнем. Большая часть экипажа и «гостей» спала вповалку, досуха выжатая от остатков сил трехсуточной бурей Разлома, однако геолог все никак не мог толком уснуть. Максимум, что удавалось Обручеву, – забыться в нервном, тревожном полусне, из которого его выбивал почти любой звук.

Вот и сейчас он едва начал задремывать вновь, как в дверь каюты постучали.

– Войдите! – крикнул ученый, заранее досадуя на столь несвоевременно явившегося посетителя.

Впрочем, досада его почти сразу же затенилась недоумением. Ночным гостем оказался английский матрос, один из горстки уцелевших на броненосце после катаклизма.

– Что вам угодно, мистер… – Обручев замялся, пытаясь припомнить фамилию британца. – Перкинс, если не ошибаюсь.

– Ошибаетесь, – спокойно произнес моряк, опускаясь на койку напротив. – Но вашей вины в этом нет. На этом корабле меня и в самом деле знают как Сэма Перкинса. Однако моя настоящая фамилия – Харлоу. Я имел звание капитан-лейтенанта Королевского флота и был первым помощником капитана на корабле Его Величества «Бенбоу».

На миг Обручеву показалось, что ему все-таки удалось уснуть и странный визитер – всего-навсего персонаж нелепого, фантасмагорического сна. Но нет, все это было реальностью: душная полутьма крохотной каюты, усталость, качка – и сидящий перед ним человек, точнее, смутный силуэт с белой чалмой бинтов. Обручев тряхнул головой, отгоняя наваждение, но чувство неправильности происходящего лишь усилилось. Полуночный визит, признание… Сцена выглядела сошедшей со страниц пятикопеечных брошюрок, когда третьеразрядный персонаж неожиданно делает признание в том, что является главным злодеем, – поступок, продиктованный сюжетной необходимостью, а никак не здравым рассудком. Неужели перед ним еще один безумец?

– Я слышал, – осторожно начал он, – что все офицеры броненосца погибли.

– В каком-то смысле так оно и случилось. Я не планировал этого маскарада заранее, все вышло само собой. На мне была шинель мертвеца, одного из морских пехотинцев Кармонди, ну а рана, – британец коснулся бинтов, – на голове побудила вашего доктора замотать меня на манер египетской мумии. Кроме меня, из экипажа в живых остались лишь несколько кочегаров да прислуга одного из артпогребов. Узнать прежнего блестящего офицера в новом облике они вряд ли могли, а если кто и сумел, то, видимо, предпочел держать язык за зубами. К тому же, – добавил Харлоу, – большую часть времени я провалялся в лазарете, жалуясь на головную боль и слабость, что было отнесено на счет последствий ранения, ну и отравления вулканическим газом заодно.

– Да, теперь припоминаю, – кивнул Обручев, успокаиваясь.

Он по-прежнему не понимал мотивов гостя, но, по крайней мере, данное им объяснение прозвучало достаточно связно и к тому же соответствовало прочим известным профессору фактам.

– Доктор Билич рассказывал о вас. Вы весьма убедительно… симулировали последствия сотрясения. Он даже опасался, что вы не перенесете обратной дороги.

– В какой-то момент я мог оправдать его опасения, – признался британец. – Кроме физических ран, есть и душевные, а у меня, как понимаете, было много времени на раздумья. В какой-то момент я почти решился шагнуть за борт…

– И что же вас остановило?

– Вы верите в Бога, профессор? – задал встречный вопрос Харлоу. Обручев, не ожидавший подобного поворота беседы, задержался с ответом, и британец, усмехнувшись, продолжил: – Так я и думал. Среди ученых принято верить в науку, в окончательное знание, мы же на море куда более набожны… или, вернее сказать, суеверны. Не знаю, был наш броненосец кем-то проклят или, может, высшие силы ниспослали нам искушение. А то и впрямь не было ничего, кроме стечения обстоятельств, усугубленного гордыней. В любом случае взять на себя еще и грех самоубийства у меня не хватило решимости. Можете счесть меня жалким трусом, профессор.

– Я геолог, а не судья! – раздраженно произнес Обручев. – Если вам, любезнейший, угодно, чтобы кто-то дал оценку вашим делам, то вы ошиблись каютой. Уверен, капитан Колчак с удовольствием окажет вам подобную услугу.

– О да, в этом я не сомневаюсь, – отозвался Харлоу. – Насколько я успел узнать, ваш капитан тоже склонен к быстрым решениям. Но мне сейчас нужен слушатель, а не судья-адвокат.

Некоторое время Обручев молчал, размышляя. Усталость и злость советовали отправить британца ко всем чертям, но в итоге любопытство исследователя взяло верх.

– Что ж, – медленно процедил он, – я согласен выслушать вас. Но предупреждаю, что веры вашим словам…

– Просто выслушайте, ничего больше, – торопливо попросил Харлоу. – Я не собираюсь оправдываться, клянусь вам. Мы стали жертвами несчастливого стечения обстоятельств… но решения, ставшие роковыми, были приняты по нашему собственному выбору. Все началось в то злосчастную ночь, когда наш угольщик пропал в тумане…